Макс
Дни сменяли друг друга. Я не видел Сайласа, хоть и чувствовал его присутствие в доме, словно призрака, бродящего по огромным комнатам и коридорам. Легкий запах одеколона. Доносившиеся порой звуки музыки.
Я сосредоточился на работе, заботясь об Эдварде Марше. Мне он казался могучим дубом, сваленным раньше времени и вынужденным весь день валяться в постели. Рассеянный склероз его не пощадил. Ввиду прогрессирующей природы болезни, чаще всего, если ему хотелось сделать больше трех шагов, требовалось инвалидное кресло.
– Вот ты где, милый, – однажды утром проговорила Рамона, протягивая мне тарелку с яйцами Бенедикт и ломтиками авокадо.
– Выглядит потрясающе, – похвалил я.
– Так и должно быть, – сказала она с понимающей улыбкой. – Нужно же позаботиться о любимом медбрате мистера Марша.
Я фыркнул.
– Это вряд ли.
Она подняла брови.
– Ты что, не заметил? Тем, кого он не любит, достаются ночные смены. Он хочет, чтобы ты работал днем, ведь в это время он не спит. Ему нравится твоя компания.
– Точнее, он меня терпит, – проговорил я. – Не думаю, что ему вообще кто-то нравится. И я его не виню. Весь его мир вдруг изменился.
– Верно. Но я здесь уже тридцать лет. Думаешь, я не чувствую, что происходит? Царящее настроение? – Она погладила меня по щеке. – Ты ему нравишься. Он никогда об этом не скажет, но дела это не меняет.
– Ну, вам виднее.
Когда в начале дневной смены я вошел в спальню Эдварда, там царил полумрак. Кто-то задернул шторы, хотя в этот час им полагалось быть открытыми. Я бросил вопросительный взгляд на Дейла, которого сменил. Дейл покачал головой, потом кивнул в сторону Эдварда. Тот смотрел новости по кабельному каналу на огромном плоском экране, висящем напротив кровати.
Его все боялись. Но я-то успел поработать в отделении «Скорой помощи». И мне крики Эдварда Марша казались детской игрой.
– Мистер Марш, – проговорил я, когда Дейл выскользнул из комнаты. – Вы же знаете, что сказал доктор Уэбб. Вам нужен солнечный свет. Витамин D. Он так же важен, как и лекарства.
– Отвали.
«Да. Он явно любит меня больше всех. Это ведь очевидно».
Я спрятал улыбку и потянулся к шторам.
– Простите, сэр, но так велел врач.
– Ты ведь знаешь, что я не дурак. – Он не заикался, хотя сложенные на животе руки дрожали. – Я слаб, как котенок. И лучик солнца не придаст мне сил. Так что можешь закрыть эти чертовы шторы.