– Ну, не знаю, – произнес Макс, все еще сидя рядом со мной на скамейке. – Я много чего считаю классикой.
За окном сверкнула молния, и его лицо осветилось.
– «Меня так сильно пугают гром и молния», – пропел он, стукнув меня по руке. – Скажи, что знаешь «Богемскую рапсодию».
У мамы был песенник с композициями любимой группы, специально для пианино, чтобы я мог их сыграть. Я притворился смущенным, затем начал вступление к первым, более мягким строкам куплета.
– Да! Люблю эту песню, – проговорил Макс, и его счастье передалось и мне.
Я проиграл более медленные куплеты и первые отрывистые звуки, которые вели к третьей части, самой известной.
– Вот твоя знаковая фраза, – произнес я.
– Знаковая? – Макс нахмурился, потом во взгляде его мелькнуло понимание. – Черт, нет.
Я продолжал играть.
– Я жду. Вот она… нет. Ты снова не успел.
Макс наклонился к моему брату.
– Эдди, ты знаешь эту песню? По крайней мере, смотрел «Мир Уэйна»? Пожалуйста, скажи «да».
– Да, кажется, я видел этот фильм, – проговорил Эдди. – Довольно давно. Несомненно, редкое удовольствие. И Сайлас не раз играл эту песню для мамы.
– Сцена в машине, Эдди, – рассмеялся Макс. – Я знаю, ты ее помнишь. Ты же не бросишь меня одного…
– И снова наступает тот момент, – предупредил я.
– Боже, поверить не могу, что делаю подобное, – проговорил Макс, а затем, когда я снова подал знак, начал петь. – «Я вижу смутный мужской силуэт…»
Я так широко улыбался, что заболели проклятые щеки. Мышцы, которыми я не пользовался годами, пришли в движение. После нескольких строчек Макс перестал сдерживаться и так увлекся песней, что я не смог бросить его одного. И тоже запел. Пальцы мои непринужденно стучали по клавишам. Совсем не так я играл классические пьесы.
Тоненький голосок прошептал, что это «Queen», и напомнил, кто такой Фредди Меркьюри и что означает эта песня, но я просто велел ему заткнуться. Заглушил его музыкой и собственным ужасным пением, а затем, рассмеявшись, чуть не свалился со скамьи. К нам присоединился Эдди и, пропев высокие ноты, тряхнул головой. Да, черт возьми, мы все трясли головами, как идиоты. А пальцы мои бегали по клавишам. Я чувствовал музыку, даже не задумываясь о ней.
Мы вели себя чертовски громко. Я исполнил гитарное соло на пианино, за ним последовал финальный куплет, который звучал уже тише. Музыка замедлилась, и удары пальцев по клавишам стали мягче. Во взгляде Макса читалась теплота. Эдди удивительно красивым сопрано пел последние строки.
– «Ничто для меня не важно…»
Последняя нота повисла в воздухе, дрогнула… и разлетелась вдребезги, когда от двери раздался голос, слабый, но полный яда.