Но они об этом даже не подумали – по крайней мере, он не подумал. «А она?» – задал он себе вопрос. Он никогда не знал, о чем она думает. Винсент предложил ей уехать с ним почти робко – ведь, в конце концов, кто он такой? Ничего особенного – один из тысячи садоводов, выращивающих апельсины в Трансваале. Какую жизнь он готовит ей после блеска Лондона? И все же, поскольку он так отчаянно нуждается в ней, он не мог ее не спросить.
Тео согласилась очень спокойно, без возражений и протестов, словно его предложение было чем-то самым обычным на свете.
– Завтра? – спросил Винсент, изумленно, почти не веря своим ушам.
И она обещала, тем нежным, надломленным голосом, который так не вязался с ее обычным, непринужденным и веселым поведением в обществе. Он сравнил ее с бриллиантом, когда впервые увидел, – с драгоценным камнем, вспыхивающим искрами, отражающим свет сотнями своих граней. Но то первое прикосновение, тот первый поцелуй чудесным образом превратил ее в нежную, туманную жемчужину, похожую на цветок магнолии кремово-розового цвета. Она обещала. И теперь он ждал, что она сдержит свое обещание.
Винсент еще раз посмотрел на часы. Если Тео не появится вскоре, они опоздают на поезд.
Внезапно его окатило волной сомнения. Она не придет! Конечно, она не придет. Как глупо было с его стороны на это надеяться… Что такое обещания? Когда вернется к себе, он найдет письмо с объяснениями и протестами; в нем будет сказано все то, что обычно говорят женщины, когда оправдывают себя за недостаток смелости.
Его охватил гнев – гнев и горечь отчаяния.
И вдруг он увидел, что Тео идет к нему по платформе, со слабой улыбкой на лице. Она шла медленно, неспешно, без суеты, как человек, впереди у которого целая вечность. Одетая в черное, в мягкую черную ткань, которая облегала ее тело, с маленькой черной шляпкой на голове, обрамлявшей прекрасную кремовую бледность ее лица.
Винсент схватил ее за руку и глупо пробормотал:
– Так вы пришли, вы пришли… Все-таки!
– Конечно.
Как спокойно звучал ее голос! Как спокойно…
– Я думал, вы не придете, – сказал он, отпуская ее руку и тяжело дыша.
Ее глаза широко распахнулись – огромные, прекрасные глаза. В них было удивление, простое удивление ребенка.
– Почему?
Он не ответил. Отвернулся в сторону и подозвал проходившего мимо носильщика. У них оставалось мало времени. Следующие несколько минут были полны суматохи и спешки. Потом они сидели в заказанном заранее купе, а мимо проплывали однообразные дома Южного Лондона.