— Кто здесь? — Старый знакомый Николая всматривался в темноту перед собой, испуганно щурясь. После уличных фонарей он, вероятно, ничего не видел. — Нина, ты?
— Да, — хрипло сказал Николай. — Это я.
— Не понял. Что еще за шутки?!
Раньше, чем человек успел что-либо сделать, Николай ударил ножом. Вслепую, даже не зная, куда попадет. Всхрапнув, человек попытался ухватить его за руку, но, вырвавшись, Николай ударил повторно. Куда-то в область живота. Человек привалился к стене, медленно сполз вниз.
— Смотри на меня! — Николай порывисто склонился к лицу умирающего. — Смотри же, сволочь! Ты ведь не мог меня забыть! Не мог!..
Но глаза у человека быстро стекленели. Если он что-то и помнил, то уже не сумел бы об этом сказать.
Николай всхлипнул. Враг умер подло, в считанные секунды, не принеся ни малейшего облегчения. Суматошно опустившись на колени, он принялся вытирать нож о брюки человека. Пальцы прикоснулись к икрам покойника. Николай на мгновение замер. Все верно! Эти мускулистые ноги он помнил прекрасно! Именно они разбили ему челюсть. И они же с азартом гуляли по спине и по ребрам, топтали письма из дома, пинками сопровождали в бесконечные наряды… Стараясь больше не смотреть на лежащего, Николай двинулся к двери, чуть приоткрыв ее, выглянул наружу.
Машина, на которой приехал враг, скрылась из виду. Должно быть, он добирался сюда на такси. Дождь продолжал моросить, и тополя, превратившиеся в гигантские кисти рук, покачивались, махая вслед всему уходящему. Судорожно проглотив скопившуюся во рту горечь, Николай поднял воротник и вышел под дождь.
Отойдя на десяток-другой шагов, оглянулся.. Ему показалось, что из подъезда выпорхнуло искристое облако, покачиваясь, поплыло вверх. Навстречу ему из-за крыш выдвинулись знакомые субмарины. Они снова опоздали! Николай хрипло засмеялся. Пригнувшись, побежал через парк, не разбирая дороги, оскальзываясь в мокрой траве, петляя между деревьями.
Валентина разбудила до боли знакомая мелодия. Должно быть, где-то на этажах играло радио. "Утро красит нежным светом стены древнева-а Кремля!
Просыпается с рассветом вся советская земля…" Открыв глаза, он долго лежал, вспоминая, когда слышал мелодию в последний раз, а вспомнив, улыбнулся. Никогда раньше она ему не нравилась, но вот прошло время, и что-то переменилось. Должно быть, к песням детства и юности испытываешь особое снисхождение. И ничего тут не попишешь. Зыкина, Лещенко, Кобзон и даже Пахмутова — все теперь слушалось как-то иначе, сердце с легкостью откликалось на наив прошлого, на то, что когда-то казалось неискренним, откровенно заказным.