В восьмидесятые ходила по общежитию байка про старичка, втрескавшегося в студентку. Девушка сказала «да» с условием, что тот отдаст ей всю свою пенсию. Так вот и встречались на койке раз в месяц, пока стервочка не получила диплом, и неизвестно, чем трахальщик все это время кормился. В зеленой юности рассмешила его эта история до колик в животе — потому, скорее всего, что самому с голодухи не до баб тогда было. И еще потому, что общежитские, говорят, не обращали внимания на девку: серая мышка этакая. Теперь Пахомий Филатович, напротив, готов восхититься геройством того целеустремленного любовника, да только сам он не герой. И не устроит Нинон сцены. Молчать себе в тряпочку и довольствоваться тем, что ему перепадет, пока не отвалит девочка окончательно, — вот она, единственно правильная линия поведения. А сейчас тихонько поехать домой, чтобы не застала его на позорном подглядывании.
И Пахомий Филатович почти уж и последовал благому намеренью и даже зажигание успел включить, когда, подняв от панели глаза, увидел Нинон, бурно объясняющуюся с толстым молодчиком. А когда тот пустил в ход руки, Пахомий Филатович чуть было не выскочил ей на помощь, однако остался на сиденье. Медленно огляделся. Ментовская тачка? Не имелось ее на стоянке, окрестная местность вообще опустела, а с небес на него уставилась маленькая злая луна. Пахомий Филатович с ужасом почувствовал, что его понесло. Такое случалось, и вся штука была в том, что теперь стало неизвестно, чем закончится для него и без того тягостный, унизительный вечер.
Он поднял глаза. Нинон удалялась, уходила за угол здания. Развратный юноша тяжко ворочался на земле. Пахомий Филатович щелкнул замочком бардачка, положил рядом с собой кусок толстого кабеля, который держал вместо дубинки, проверил, на руках ли перчатки. Так, молодчик поднимается. Первая передача, вторая, на газ. Дверцей его! Тормознул, подкатил к юноше задним ходом и легко, не почувствовав тяжести, втащил тушу на переднее сиденье. Он уже знал, куда поедет.
— За что? Ногой меня по яйцам — за что?
— Молчать!
Но парень все не хотел угомониться, хватал за руль, за руки водителя. Начав суетиться, его громоздкое тело заняло в уютном, не рассчитанном на таких чужаков салоне раздражающе много места, несло от его пропотевшей одежды при каждом движении, и всем тем так достал он Пахомия Филатовича, что получил дубинкой по голове.
Теперь очнулся «женишок» уже на месте — в кустах возле платной автостоянки, на которой Пахомий Филатович вот уже пятнадцать лет держит тачку. Как здорово было пробираться сюда после пикника, слегка навеселе («Ни-ни, я за рулем, кто же вас, черти, повезет?»), не удержавшись на последних уже тостах! Всегда был авантюристом, ничего не скажешь. Полетели бы права пташечкой, наткнись тогда на автоинспектора. В. те веселые годы и эта, пустячная, в сущности, опасность бодрила. Жизнь вообще тогда…