Со Юджин хранила молчание. Инспектор продолжил:
— Признаюсь честно, к женскому полу я неравнодушен, а уж если красотка, то вообще беда. Однако по моему опыту могу сказать: женщины если и впутываются в какие-нибудь авантюры и пускаются во все тяжкие, то, как правило, из-за ухажера, других причин что-то не припомню… Поначалу, что скрывать, думал про вас: не голливудская красотка, так какого лешего на рожон лезет, кому чего доказать хочет… Я женщин перестал уважать еще в первом классе начальной школы, когда учительница без конца меня перед всеми срамила и колотила за то, что мать моя по бедности не делала учителям подношений. А тут меня разобрало любопытство. Не берусь утверждать точно, но, по-моему, в политику вы не особо рветесь. Тогда, выходит, таким наивным способом надеетесь изменить мир?..
— Послушайте, — на полуслове прервала его Со Юджин, повернувшись к инспектору, когда он дал по тормозам перед светофором. На секунду она опустила глаза, после чего, устремив взгляд на затянутую туманом улицу, с расстановкой произнесла: — Желание изменить мир… Я рассталась с ним, когда отец покинул этот свет. А сейчас я сражаюсь для того, чтобы они, эти люди, не смогли изменять меня.
Волны набегали на берег, проделав себе путь сквозь стебли тростника, и с плеском ударялись о борт лодки. Только это плюханье и выдавало присутствие моря. Заросли тростника тянулись насколько хватало глаз, и в лунном свете казалось, что им нет конца и края. Но где-то там, за шелестящей травой, скрывается необъятное море — самое невероятное творение на этой земле.
Кан Инхо сидел на возвышении. Рядом с ним валялась пара бутылок из-под соджу, которые он только что опустошил. Порывы морского ветерка поигрывали стеблями тростника, холодили затылок, отчего все его тело покрылось мурашками, выводили его из состояния ступора и пробуждали притупившиеся чувства. Пошуршав пачкой сигарет, он вытащил одну. Это была последняя. Сколько он сидит здесь, что успел выкурить целую пачку?
Бывает, что какое-то событие выворачивает наизнанку все твое нутро, подобно цунами, которое баламутит море, обнажая дно, переворачивая все вверх тормашками. И прошлое, что он, казалось бы, давным-давно предал забвению, словно вызванный с того света дух, упорно нашептывает в потайном уголке сердца, выпытывая ответ и никакой хмель не поможет избавиться от него. А на прожитом отрезке жизни зияют раны — запущенные и недолеченные, они издают ужасное зловоние.
Он не знал, как завтра придет в школу и какими глазами будет смотреть на коллег и ребят. Ветер ледяной, а ступни ног жгло так, словно он шагал по раскаленному асфальту. Весь долгий день и бесконечно длинную ночь перед глазами мелькали изобличающие пальцы, тыкающие в него, дескать, какой ты учитель, ежели изнасиловал и довел до смерти свою ученицу. Ему страшно было представить, как он посмотрит в лица смышленой Ёнду, ее родителей и Минсу. Одно воспоминание о сочащемся неприязнью взгляде Пака уже кромсало его тело на части. Ему хотелось съежиться, свернуться в улитку, стать крохотным, неразличимым в густом беспросветном мраке и липкой сырости.