Где-то на середине зала он решил начать с обалденной машины фирмы «Готлиб» под названием «Дом с привидениями». Мальчишками они с Хаскеллом Ладлоу были непревзойденными игроками на таких машинах. Глубокий игровой стол имел три уровня: второй этаж, первый и подвал. Машина была снабжена восемью лопатками и изобиловала пандусами и тайными проходами для шарика, так что иногда невозможно было угадать, откуда он появится. В отличие от парка аттракционов здешние автоматы не требовали перед игрой бросить в щель несколько монет. Минут через десять к Дориану вернулись все прежние навыки, словно в последний раз он играл только вчера.
Одно из правил успешной жизни Дориана Перселла звучало так: чем бы ты ни занимался, будь то строительство гигантской технологической компании, окучивание любовницы, уничтожение и разорение конкурента или игра в пинбол, нужно делать это как главное дело твоей жизни, словно от этого зависит вся твоя жизнь. Он склонился над «Домом с привидениями», полный решимости превзойти свой предыдущий рекорд, зафиксированный машиной: 1 340 000 очков. Он двигал лопатками с непринужденностью профессионала, с впечатляющим изяществом великого пианиста. Он играл, подключив язык тела, радуясь каждому промежуточному успеху и проклиная каждый упущенный шанс с таким жаром, что на стекло, покрывавшее игровой стол, летели брызги слюны.
В зале гремела музыка, лязгали лопаточки, звенели колокольчики и раздавались иные сопроводительные звуки, не считая его собственных возгласов, ибо все его внимание сосредоточилось на желании выиграть. Поэтому Дориан не отреагировал на «Охуса-Бохуса» – первоначальную форму «фокуса-покуса», посчитав хриплый голос одним из многочисленных пугающих звуковых эффектов автомата. Его сосредоточенность начала давать сбой, лишь когда он постепенно осознал, что вновь ощущает зловоние, источник которого не смог отыскать ни в библиотеке, ни на кухне. Один из шариков ускользнул от его внимания и провалился в дыру с надписью «Прощай». Почти сразу же он потерял второй шарик. Нет, сегодня явно не тот день, когда он сумеет превзойти свой прошлый высокий показатель. Вместе с этой мыслью вдруг появилось обостренное ощущение зловония, ставшего намного сильнее, чем прежде. В зале он был не один.
Обернувшись, Дориан увидел в трех футах от себя… Ли Шекета. Пока дворец строился, Шекет побывал тут трижды. Перселл с гордостью показывал ему тибуронское чудо. Но Шекет, которого он видел сейчас, чудовищно изменился. Кожу генерального директора «Рефайн» покрывали волдыри и гноящиеся раны, на лице появились чешуйчатые островки. Веки Шекета были красными и воспаленными, а выпученные глаза наводили на мысль о чудовищном внутричерепном давлении. Дориана поразили его бледные губы. Нет, не бледные. Белые. Шелушащиеся и белые, как мука, словно на них попал едкий порошок и сжег естественный цвет.