Хрясь!!!
— Думай о мече, а не о бабах!!! — затрещину от духа сопроводил полный праведного негодования вопль. — Сначала меч, потом конь, и только потом — женщины!!!
— Можно из этого списка как-то исключить пункт с конём? — пробормотал я, потирая затылок и опасливо отодвинувшись от предка. — Не готов я к таким экспериментам!
— О, пресветлая Амэ-но-ками! За что ты покарала меня таким потомком?! — возопил дед, подпрыгнув на месте от возмущения. — Меч!!! Думай о мече, бестолочь!!!
— Понял я, понял. Хватит на меня орать. Это мешает концентрироваться… — продолжил я своё бурчание, отодвигаясь ещё дальше.
Только оказавшись вне досягаемости от карающей длани дедушки, я уложил раскрытые ладони на колени, обратив их внутренней стороной вверх и закрыл глаза, сосредоточившись на образе меча синигами.
Перед внутренним взором вновь блеснула сталь его длинного и прямого клинка — дымчатая, с синеватым отливом, украшенная чёрно-алым узором из цветов хиганбаны. Руки вспомнили то краткое мгновение, когда они касались его рукояти. Пальцы вновь ощутили шершавое прикосновение оплётки, смыкаясь вокруг удобной и ухватистой рукояти — правая ладонь ласково соскользнула по ней вдоль, упираясь в прохладную бронзу цубы-хризантемы…
Благоговейный выдох предка вынудил меня приоткрыть глаза. Двуручный меч покоился на моих ладонях, поблёскивая в лучах проникающего сквозь облака солнца.
— Твой трофей — это Орудие Жатвы, внук… Тебе осталось лишь подыскать для него достойный носитель! — торжественно провозгласил Хаттори Хандзо, поднимаясь на ноги и потрясая руками. — И да падут перед нами враги! И да прогремит имя рода в веках!
Его голос ещё сотрясал небеса, когда мой тихий шёпот попытался возразить:
— Не жизнь, а манга… Войны, боги и демоны, артефакты… Как же я устал от этой huyni, дедушка! Как же я устал…
Но шёпот так и не был услышан.
* * *
Долг правителя — это всегда бремя ответственности. И неважно — перед собой или перед людьми. Ответственность за данное некогда слово, за выбранный жизненный путь или содеянное теми, кто жил задолго до твоего рождения.
Власть никогда не числилась в списке моих желаний. Скорее наоборот. И мой брат, и я одинаково не хотели возлагать на себя ответственность. Но Леон не имел права отказаться от наследования, а меня жизнь и судьба лишили выбора.
Резким росчерком кисти начертав последний иероглиф родового имени, я накапал на лист договора немного сургуча и приложил к нему перстень, одновременно пропуская через печатку два тонких жгута стихийной энергии. Крохотная вспышка за мгновение высушила мою печать, оставив на расплывшемся красном пятне идеально чёрный круг с переливающимся золотом оперением стрелы.