Губы Коула легко коснулись моих. Сердце взволнованно забилось от близости мужчины, которого… к которому…
Зал взорвался криками и свистом.
Я невольно дернулась. Ощущения вернулись разом — липкие взгляды, смех, яркий свет, исходивший от Солнцеликого, глумливая усмешка Тьмы. Сердце застучало ещё быстрее — вот только уже не от радости, а от ужаса, неловкости и бесконечного унижения, ведь то, что должно было стать одним из лучших моментов моей жизни, оказалось осмеяно и втоптано в грязь.
Руки сжались в кулаки.
— Неубедительно, — раздалось за спиной. Я вздрогнула. — С сестрой ты и то ведешь себя сердечнее.
— Глубже, глубже! — поддакнул кто-то.
— Ваше величество, позвольте мне показать ему как надо! А то такая девица — и чахнет без настоящего поцелуя.
Следом вызвались ещё несколько кандидатов. Мужчины наперебой предлагали помощь, женщины томно хихикали.
Паника подкатила к горлу. Сердце стучало невыносимо быстро — бум-бум-бум-бум-бум-бум — болью отдаваясь в висках. Я зажмурилась на мгновение…
А когда открыла глаза, то увидела Коула, смотревшего прямо на меня.
— Только мы, Эви, — повторил он как заклинание, захватывая в плен чарующих аметистовых глаз. — Никого больше. Закрой глаза.
Я послушалась.
Мгновение ничего не происходило. А потом…
Крики, хлопки, бесстыдные взгляды сквозь прорези масок — все исчезло. Мир вокруг растворился в темноте за сомкнутыми веками. Остались лишь горячие губы — решительные, жадные, нежные.
Только я и он.
Эверли Вестерс и Коул Хенсли.
Ненастоящая пара, ненастоящие жених и невеста, но…
…но разве могло быть ненастоящим то, что происходило сейчас между нами? Разве мог ненастоящий жених целовать меня так? И разве могло мое сердце замирать так сладко, если бы я не верила, что все это… правда…
Почти безотчетно я разомкнула губы, раскрылась этому поцелую. Закрытые глаза обостряли ощущения до предела. Я чувствовала все — сладость дыхания Коула, жар его ладоней, скользнувших по спине вверх и замерших на затылке, не позволяя мне отстраниться.
Не позволяя оторваться.
Это было… удивительно. Прекрасно. Искренне.
И я… я отказывалась верить, что равнодушный человек, думающий лишь о спасении сестры, мог целовать… так.
Нет.
Кажется, я застонала.
Кажется, кто-то коротко фыркнул.
Но это не имело значения.
Коул отстранился, глядя на меня со странным шальным блеском в глазах, и улыбнулся — улыбкой, предназначавшейся мне одной. Взгляд почти против воли соскользнул на его губы, и я почувствовала, как по щекам разлился жаркий румянец.
— Коул…
И только потом я осознала, что никто не смеялся. Не хлопал, не свистел, не отпускал дурные шутки. По маскам невозможно было прочесть истинные эмоции придворных, но, похоже, нам удалось смутить их.