Елагин окинул кислым взглядом блины и, вновь вперив свой темный взор на Грушу, что стояла рядом, проворчал:
— За то время, что меня не было, вы, Аграфена Сергеевна, только блины научились стряпать, или еще какие науки постигли?
— Еще суп и пироги. Ох, простите! — воскликнула Груша, вспомнив про очередной блин на сковороде. Она проворно отвернулась и вновь подошла к плите. Сняв блин и ловко налив другой, она вдруг услышала его голос, уже рядом с собой.
— А я думал, что еще научились господ по вечерам ублажать, — заметил он глухо.
Груша резко обернулась. Андрей стоял уже в шаге от нее, и его темный, неприятный взор пронзал ее насквозь.
— О чем вы говорите? — опешила Груша от его слов.
— О том, чем вы по вечерам с князем в гостиной занимаетесь. Срам один! — произнес он уже зло, придвигаясь к ней вплотную и наклоняясь. Груша, окончательно растерявшись и не понимая, о чем говорил молодой человек, удивленно пролепетала:
— Ничего мы не делали.
— Как же! — выпалил раздраженно Елагин, — Я думал, вы другая! Не как все! А теперь вижу, что вы всего лишь девка блудливая, которая так и жаждет в постель к князю прыгнуть!
Груша охнула от его оскорбительных слов. В следующий миг она взметнула руку к его лицу и звонко ударила маленькой ладошкой по щеке. Темная борода Елагина смягчила удар. Девушка отчетливо увидела, что Андрей побледнел, явно не ожидая от нее пощечины. Не в силах более выносить его укоряющий и бьющий взор, девушка резко отвернулась и принялась наливать тесто на очередной блин. Она не могла понять, отчего Елагин только что оскорбил ее, ведь она всегда считала Андрея вежливым и учтивым молодым человеком.
— Я смотрю, ты тут совсем осмелела, — процедил Елагин с досадой, переходя на «ты». Груша замерла, услышав, что впервые Андрей обратился к ней так. Сердце болезненно сжалось. Именно так Урусов, когда разозлился, перешел на «ты», и так отныне Елагин, видимо, решил обращаться к ней, не считая ее достойной уважения. Ощущая, что молодой человек стоит за ее спиной и явно жаждет продолжения этого неприятного разговора, Груша трясущимися руками сняла со сковороды блин и начала наливать другой. Она так жаждала увидеть его, так хотела остаться с ним наедине и поговорить, как тогда, в саду, испекла ему блины от всей души и хотела порадовать. А он отчего-то начал обижать ее. — Что, думаешь, князь заступится за тебя, оттого и руки распускаешь? — прохрипел в бешенстве Елагин, распаляясь все сильнее, наклоняясь к ее ушку.
Не выдержав напряжения, Груша вновь обернулась и, устремив на него несчастный взор, нервно произнесла: