В отчаянии Груша начала бороться с ним, пытаясь вырваться из неумолимых рук князя, и пару раз пнула его, но, видимо, совсем не причинила боли, так как Константин даже не ослабил объятий. Уперев ладошки в его широкие плечи, она со всей своей девичьей силы пыталась оттолкнуть его, но Урусов уже обхватил затылок девушки и направлял ее лицо к своим губам, даже на секунду не давая отстраниться. Полузадушенная, нервная Груша чувствовала, что ее тошнит от его близости. Противный вкус сигар, запах перегара и сильный насыщенный аромат каких-то восточных благовоний, который исходил от князя, вызывали в ее ней гадливость и омерзение. Из последних сил она начала лягаться и вдруг правой ногой случайно попала ему в пах.
Урусов болезненно взвыл и резко ослабил объятья. Груша вмиг оказалась свободна и инстинктивно отскочила назад. Князь, согнувшись, упал на колени. Груша была не слишком сильна, но Константин уже довольно возбудился от близости девушки, и оттого удар ее коленки вызвал невыносимую боль, от которой у него даже перехватило дыхание. Груша испуганно смотрела на князя, пятясь к двери. Когда Урусов пару раз выдохнул, наконец справившись с болью, и поднялся с колен на ноги, Груша увидела, что его глаза полыхают бешенством. Похолодев до кончиков пальцев ног, Груша поняла, что пришел ее последний час.
— За это я тебя выпорю! — вынес вердикт Урусов, чувствуя, что тупая боль до сих пор пульсирует в чреслах.
Груша судорожно сглотнула и повернулась, чтобы убежать из его комнаты.
— Стой! — прошипел на нее Константин. — Я тебя не отпускал!
Девушка затравлено обернулась. Урусов смотрел на стройную фигурку в темном платье, которая сжалась в углу комнаты, и, раздосадовано размышлял, как ее наказать, не желая портить нежную кожу ударами кнута. Вдруг ему в голову пришла гнусная мысль.
— Пойди сюда, — приказал он. Груша, испуганно смотря на него, боялась приблизиться, но еще более боялась ослушаться. — Ну! — прикрикнул он.
Она медленно подошла, остановившись около его кровати, напротив окна, в нескольких шагах от Урусова. Сквозь прищуренные глаза князь смотрел на Грушу, и лицо его становилось все жестче.
— Раздевайся, — приказал он глухо.
Груша непонимающе посмотрела в его потемневшее от злобы лицо.
— Ты что, оглохла? Раздевайся, я сказал! — взревел он в ярости.
Девушка вспыхнула, так как смысл его слов наконец дошел до нее. Ее глаза, ставшие вдруг невозможно огромными и сверкающими, наполнились безмолвной мольбой.
— Раздевайся! — прохрипел Урусов уже в третий раз, пожирая ее безумным страстным взглядом. — Или хочешь, чтобы я раздел тебя сам?