— Уж это ваше дело, — пробубнила Агафья и перевела взор на Грушу, которая приблизилась к ним. Решив быстро сменить тему и закончить неприятный разговор с управляющим, Агафья спросила девушку: — Груня, ты, никак, верхом кататься?
Елагин тоже обернулся к девушке и прищурился. На Груше был кобальтовый костюм для верховой езды, который невероятно шел ей. Волосы, перекрученные наверху и собранные на затылке в хвост, красиво падали светло-медовым потоком на ее спину и плечи. Не успела Груша ответить, как из глубины конюшни раздался повелительный громкий голос Урусова:
— Грушенька, идите сюда!
— Извините меня, — произнесла она несчастно. Лишь на миг бросила печальный прелестный взор на Андрея и последовала в сторону Урусова, который в этот момент появился из-за угла с двумя оседланными лошадьми, пегой и вороной масти. Константин приблизился к девушке.
Нервно стуча концом плети по бедру, Елагин мрачным гнетущим взором наблюдал, как князь помогает Груше сесть в седло и услужливо оправляет уздечку пегой кобылы. Затем Урусов сам ловко запрыгнул в седло и пришпорил жеребца. Удерживая сильной рукой поводья лошади девушки, князь направил вороного к высоким дверям конюшни. Когда Урусов и Груша выехали на улицу, Агафья внимательно посмотрела им вслед и удивленно вымолвила:
— Вот это да! Неужели наш князь на Груню глаз положил?
— Ты помалкивай лучше! — одернул ее грубо Андрей. — Да занимайся своими делами.
Елагин быстро вышел из конюшни, чувствуя, что на душе стало невыносимо гадко.
Всю проселочную, а затем и лесную дорогу Груша напряженно скакала галопом вслед за Урусовым, стараясь не думать о том, что ей дико хочется сбежать от князя и броситься совсем в другую сторону. Гнетущее неприятное чувство не покидало девушку, и она нервно обдумывала как себя вести. Инстинктивно девушка чувствовала, что Урусов именно на этой прогулке явно намеревался получить от нее нечто большее, нежели простой разговор. И Груша нервно размышляла, как вежливо отказать князю в его притязаниях, чтобы не разозлитьего. Но внутреннее чутье так же подсказывало ей, что как раз сегодня все решится между ними и кончится ее спокойная жизнь. Поскольку отказать Урусову, не разозлив его, было невозможно.
Весь этот месяц Груша невольно отмечала все заигрывания Константина и видела его дерзкие темные взгляды. Она прекрасно понимала, что все его соблазнительные речи намекали на нечто большее. Она чувствовала, что Урусов не желал останавливаться на простом общении, ведь именно это отчетливо доказал его недавний поцелуй в гроте. Но Груша не жаждала этого повышенного внимания от князя. Константин Николаевич казался девушке невероятно взрослым, требовательным, надменным, развратным и искушенным мужчиной, и ее невинная, еще немного детская сущность противилась его близости и покровительству.