Глава III. Противостояние
После господского ужина Груша, одетая в невзрачное серое платье из простого сукна, вошла в музыкальную залу. Константин, вальяжно развалившись в кресле, курил сигару. Оглядев с ног до головы девушку, он нахмурился.
— Явилась, — сказал он холодно. — И что это за жуткий наряд на тебе, позволь спросить?
— Вы же распорядились, чтобы я помогала на кухне, так жалко красивые платья марать, — начала оправдываться Груша. Однако девушка, одевшись столь неприглядно, преследовала еще и другую цель — охладить своим невзрачным видом страсть князя.
— Убираться будешь в этом платье. А вечером больше не смей надевать подобные мрачные наряды. Пойди и переоденься, да побыстрее! И только попробуй надеть что-нибудь некрасивое. Твое дело — ублажать хозяев и доставлять своим видом им удовольствие. Разве тебе зря покупали изысканные дорогие туалеты? Ступай и не заставляй меня ждать! — закончил он, повышая голос.
Груша почти выбежала из гостиной. Когда она дошла до своей комнаты, у нее на глазах появились слезы. Переодевшись в серебристое платье с белыми кружевами, она вновь вернулась в гостиную. Князь критически оглядел ее при входе и приказал сесть за рояль.
— Что бы вы хотели услышать? — спросила Груша, чувствуя на себе обжигающий взгляд Урусова. Он сидел в кресле, сбоку от нее, недалеко от двери.
— Сама выбери что-нибудь, — велел он. — Да пой как следует, а то накажу.
Спустя час в комнату вошла Агафья и, поставив поднос с чаем на стол, покинула гостиную по приказу Константина.
Груша чувствовала себя как на раскаленной сковородке под испытывающим неотрывным взором Урусова и пыталась придать своему голосу спокойное плавное звучание. Руки ее тряслись, а голос то и дело срывался.
Довольно лаская девушку взглядом, Константин представлял непристойные сцены с участием Груши: вот он раздевает ее, ласкает ее тело, целует губы.
— И почему я раньше не поставил ее на место? — прошептал он себе под нос. — И чего ходил, вздыхал, да искал с ней встреч? — он усмехнулся своей недавней глупости.
— Вы что-то сказали? — Груша прервала игру и обернулась.
— Пойди и налей мне чая, — надменно распорядился Константин.
Груша послушно встала и, приблизившись к столику, на котором стоял поднос, наполнила фарфоровую чашку и подала ее к Константину. Князь протянул руку, как будто намереваясь взять у нее блюдце, но в последний момент быстро отдернул ладонь. Груша, невольно выпустив чашку из рук, в ужасе охнула, увидев, как чашка полетела на пол и разбилась. Весь чай пролился на ее светлое платье, оставив на нем отвратительные коричневые следы.