После ванны я снова сижу за кухонным столом и сворачиваю сигареты, чтобы наполнить ее небольшой портсигар. Я еще не умела карандаш в руке держать, зато Бабуля уже научила меня скручивать ей сигареты специальной машинкой.
Бабуля чистила, я мирно крутила, как вдруг она схватила меня за руку.
– Ты что, – спросила она, изучая кончики моих пальцев, – ногти грызешь?
– Иногда, – соврала я, поскольку грызла их постоянно.
Она отложила нож и нежно погладила мои ногти, словно хотела загладить маленькие ранки вокруг обкусанных ногтей.
– Не надо грызть ногти, – сказала она, – это некрасиво.
– Это ты говоришь в связи с замужеством? – спросила я.
– Нет, это для тебя самой.
Я тоже погладила ее руки, кожа была невероятно гладкая и шелковистая.
– М-м-м-м, ух ты…
– Каждый вечер я смазываю руки миндальным маслом, – сказала Бабуля, – поэтому у меня такая нежная кожа.
– Мне тоже, когда вырасту, надо купить миндальное масло. Можешь написать мне на бумажке, чтобы я не забыла? – попросила я.
– Конечно, – ответила Бабуля.
Я очень обрадовалась этому новшеству. Я легко могла представить себя пожилой дамой с любимыми внуками. А все, что должно было произойти раньше, – переход в шестой класс, замужество, учеба, юность – казалось мне смутным и далеким.
Глава 6
В которой Тим пребывает в отчаянии
Недели шли своим чередом, прерываясь лишь на короткие каникулы, когда я не видела Тима. Я прочитала все книги Киплинга, что были в библиотеке. Следовало переключиться на других писателей, но это повергало меня в тоску. Наступила зима, время неудобных пальто, долгих ночей и новогодних поздравлений. Тим достал поразительную темно-синюю вязаную шапку и черный шарф. Я заметила, что на его бледном лице нос чудовищно багровел под действием холода.
А еще в начале декабря я подметила, что он стал рассеянным и даже печальным. Он печально играл в шашки, печально поедал свои две булочки с шоколадом, и у него пропало желание спать после обеда. Он просто лежал, смотрел в потолок и молча думал. Я ничего не говорила.
И вот как-то во вторник вечером, когда мы сидели на кухне друг напротив друга и пили чай, я обнаружила, что у него совершенно потерянный вид.
– Тим, – сказала я, – на данный момент ты выглядишь несчастным. Ты не любишь зиму или у тебя что-то не ладится?
Тим поднял голову и посмотрел на меня рыбьими глазами. Я в ужасе поняла, что глаза его на мокром месте. Рот болезненно скривился, он закрыл лицо руками и зарыдал.
Я тут же соскочила со стула и начала гладить его по спине.
– Ну что ты, Тим, – говорила я, – не плачь, перестань.