Она поднялась со стула, открыла буфет, достала стеклянный графин и водрузила его на стол. Графин был новый, еще с ценником из магазина, на котором я прочла: тринадцать франков.
– Ну, вот, – с победной улыбкой сказала Бабуля, поправив сползшие на нос очки. – Мы положим его в чемодан, который будет стоять на чердаке, и мы будем туда класть все остальное.
– Спасибо, Бабуля, – поблагодарила я.
И она отправилась приводить себя в порядок. Послышался плеск воды, до меня донесся запах мыла.
Выйти замуж. Так-так. Если меня надо выдать замуж, тогда уж надо перестать стричь меня под лысого. Волосы должны отрасти и соответствовать платью. Платье. Придумают тоже… А еще надо, чтобы в магазинах ко мне перестали обращаться «молодой человек» или «мальчик». Иначе я не представляю, каким образом меня выдадут замуж.
На самом деле у меня плохо получается размышлять о замужестве. У меня даже не получается задумываться о том, как я перейду в шестой класс. Для меня это что-то совсем далекое и даже чужое. Как будто это должно произойти не со мной. Я, конечно, задумываюсь, в каком классе выходят замуж. И за кого. Вероятно, за какого-нибудь мальчика.
Я так долго думала, что у меня разболелась голова. Я встала из-за стола, убрала свою чашку и поставила ее в раковину на кухне. Потом взяла Редьярда Киплинга и укрылась на веранде в шкафу с игрушками. В этом шкафу есть укромное место как раз размером с меня. Я могу туда усесться, вытянуть ноги и прикрыть дверцу, оставив только маленькую щелку для света.
Я наслаждалась там чтением сказок, в частности «Саис Мисс Йол», которая начинается так: «Некоторые считают, что в Индии нет романтики. Они не правы. В жизни нашей столько романтики, сколько это для нас полезно. Иногда даже больше»[2]. Любопытно, что в одном и том же слове «романтика» есть и любовь, и романы, будто любовь и книги – одно и то же. Библиотечные книги пахнут невыделанной старой бумагой. Иногда я замечала за собой, что, когда я читаю, у меня непроизвольно текут слюнки. Наверное, потому что я на верху блаженства.
Около полудня Бабуля вытащила меня из индийского вице-королевства.
– Испортишь себе зрение, – заявила она, вынимая меня из шкафа. – Иди помойся, я тебе набрала ванну.
Я нырнула в большую белую ванну, настоящий бассейн на четырех чугунных львиных лапах. Меня не смущает разгуливать голышом на глазах у Бабули. Дома я так ходить не могу. Я лежу в ванне, как увесистая водоросль. Слышу, как Бабуля что-то напевает. Она чистит картошку, которую потом поджарит и, как всегда, подаст мне в фунтике из синей бумаги.