И здравый смысл, и законы природы восставали против наличия такого объекта. За плоскостью галактической спирали, в абсолютной пустоте висела идеально круглая планета с плотной атмосферой. Несмотря на огромные размеры, тяжесть на ее поверхности была примерно земной. И ей не требовалось светила — сама планета дарила себе и свет, и тепло.
— Это прям не небесное тело, а космический корабль для комфортабельного исследования Вселенной, — усмехнулся я.
— Возможно, так и есть, — произнес Астр. — И это действительно корабль Первых.
— А не великоват для корабля?
— Это Первые, — заметил Астр. — Им чужды наши оценки и наши подходы. И им вполне под силу было сделать такой корабль.
— Или базу?
— Или базу, — не стал возражать капитан. — Но, скорее всего, это просто механизм, оставленный для будущего Галактики, которое уже не принадлежало Первым, но в котором они хотели наследить.
Сверху было видно, что металлическая, с золотым отливом, поверхность Планеты Первых покрыта одним странным узором. Спирали и змейки повторялись, нагромождались друг на друга, вспучивались в виде высоченных гор и падали в разломы. Гигантский фрактал — вот что это такое.
«Разум воздействует на материю через геометрию» — так сказал когда-то Астр. Те, кто рисовали геометрические фигуры здесь, явно были великими геометрами. Они проникли в какую-то суть предметов.
— И что вы собираетесь делать с находкой? — полюбопытствовал я. — Мне кажется, вы вряд ли сможете воздействовать на нее. Зато нас тут раздавят, как тараканов, если сунем свой нос, куда не просят.
— Ты ощущаешь опасность? — заинтересовался Астр.
— Я ощущаю Мощь. Рядом с которой мы букашки. Как слон и комар.
— Насколько я знаю, комары могут передавать заразные заболевания, от которых ваш слон погибает, — произнес Астр.
— Это все метафоры, — отмахнулся я. — А что конкретно вы можете?
— А конкретно… По существу. По делу… Мы будем искать.
— Что?
— Куда воткнуть комариный хоботок…
Я усмехнулся. Астр удивил меня образными сравнениями и знаниями энтомологии и жизни слонов. Еще немного, и можно будет таскать его по московским салонам, где он станет поддерживать непринужденный светский треп. Но вот слова о комарином хоботке меня встревожили. От них повеяло угрозой. Внутри все вопило — «опасность, смертельно».
Как и обещано, мы терпеливо искали что-то необходимое чужикам. Трое суток вращались над планетой. Все это время штурман не сдвинулся ни на метр, не приподнялся, так и пробыл в своем кресле. Он погрузился в нирвану, из которой не спешил обратно. Изредка открывая глаза, пялился на висящие перед ним фигурки, математические символы и формулы.