Воздуха в шлеме становилось все меньше. И я начинал терять сознание.
Времени на раздумья и душевные терзания не было. Меня уже не волновало, помер Гжеляк или все еще жив. Он вражина. И вопроса — он или я, больше не стояло.
Я дрожащими руками перекрыл кран моего кислородного концентратора. Отсоединил тяжелую, нагревшуюся так, что жгла через перчатки, коробку концентратора. И вставил шланг в концентратор поляка. Потом присоединил его коробку к своему скафандру.
В голове уже мутилось. Первый вздох, глубокий и нервный, не дал ничего. Дышать в шлеме было нечем…
А потом потек живительный воздух.
Присев обессилено на валун, я минуту-другую тупо смотрел в землю. А затем огляделся вокруг, будто видел этот мир впервые.
Мир действительно кардинально изменился. Один мой добрый товарищ мертв — скорее всего, убит. Другой — тоже мертв, но не товарищ, а подлый предатель. Вездехода нет. Бушует пыльная буря. Добраться до базы невозможно. Впереди гибель.
Но даже не это самое худшее. В конце концов, пилот всегда ходит по краю, он давно свыкся, что смерть машет своей косой где-то совсем рядом, и однажды может снести и буйну головушку. Хуже, что я унесу с собой секрет нашей находки. В этих пещерах и скалах бункер Иных, может, не найдут тысячу лет. Поэтому я во что бы то ни стало должен дойти до базы. Или хотя бы сообщить о своей находке.
Связи нет. Импульсный маячок моего скафандра, который позволил бы при нормальном состоянии атмосферы найти меня хоть за тысячу километров, как оказалось, поляк заранее вывел из строя.
Но и что. Будем работать с тем, что имеем. А потому — вперед. И с песней.
Я действительно прохрипел старое киплинговское:
— И только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог. Отдыха нет на войне!
И пошел. Падал под напорами ветра. Надиктовывал на контролер, фиксирующий наиболее важные моменты экспедиции, информацию, как пробраться к бункеру. Непосредственная запись путешествия к бункеру с контролеров была сброшена на накопитель бортовой ЭВМ вездехода и, скорее всего, погибла вместе с ним. Так что останется только то, что я надиктую сейчас. И те, кто найдут меня и запись, должны будут узнать, как вновь открыть нашу находку.
Вот только отыщут ли меня? В этих местах наметает такие барханы, что тело могут не найти никогда.
«Пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог…»
В ритме «шаг-отдых-шаг» прошли сутки. Потом еще одни.