Пришла в себя я в постели, на этот раз — не своей. Обычная кровать, мало отличающаяся от дешевых земных экземпляров, полуторка, не больше, и я на ней, лежу на желтоватом покрывале.
— Проснулась? — Парис, практически голый, только в завернутой вокруг бедер простыне, напоминал мне мартовского кота, успевшего оставить потомство сразу в нескольких близлежащих деревнях. — Как самочувствие?
Я прислушалась к себе: на удивление терпимо, только голова немного болела.
— Жить буду, — буркнула я и попыталась встать с кровати, мимоходом замечая, что накрыта пододеяльником.
Голова закружилась, я упала назад.
— Что произошло? Где мы?
— Ты меня домогалась, пришлось уступить, — пожал плечами, будто ничего особенного не случилось, Парис. — Теперь, по законам моего мира, мы женаты.
Как говорили на Земле, я «зависла». Приподняв пододеяльник, я удостоверилась, что одежды на мне нет. Вообще.
— Запястье правой руки, — любезно подсказал Парис.
Я перевела глаза на руку. Синий «браслет» из хны или чего-то подобного блестел и переливался на запястье.
— Это…
— Знак того, что ты теперь замужняя дама. У меня точно такой же, — просветил меня Парис.
Я выругалась. На русском. Вспомнила несколько особо «грязных» выражений на английском и без малейшего стеснения добавила их.
Я замужем. Снова. Не успела отдохнуть от первого брака, как меня захватил второй. Не хочу! Я не хочу замуж! Я слишком молода! Я толком еще и не пожила даже!
По комнате закружил пронизывающий зимний ветер: у меня началась истерика.
Растет камыш среди реки,
Он зелен, прям и тонок.
Я в жизни лучшие деньки
Провел среди девчонок.
Часы заботу нам несут,
Мелькая в быстрой гонке.
А счастья несколько минут
Приносят нам девчонки.
Богатство, слава и почет
Волнуют наши страсти.
Но даже тот, кто их найдет,
Найдет в них мало счастья.
Мне дай свободный вечерок
Да крепкие объятья —
И тяжкий груз мирских тревог
Готов к чертям послать я!
Роберт Бернс. «Песня»
Длилась моя истерика недолго. Внезапно мне перестало хватать воздуха: мужские губы накрыли мои и успокаивали расшатанные нервы долгим поцелуем. Я попыталась вырваться, дернулась, вспомнила, что лежу полностью голая под пододеяльником, покраснела и затихла. Вот же! Зараза! Нашел время! И поистерить не дает!
— Успокоилась? — иронично поинтересовался через пару минут Парис, тоже оказавшийся под пододеяльником. — Поговорим?
— Оденься сначала, — буркнула недовольно я. — И мне одеться надо.
— Ночью это тебя не смущало. Ай! Вита!
— В следующий раз въеду сильнее, — пригрозила я. — Дай мне одеться!
— Ты же магичка. Пожелай.