— Ты закончил? — Эдо еще сильнее скалится и то и дело посматривает на свой мачете, — Я понимаю. Я понимаю, что твоя жизнь пошла прахом. Ты так хотел победить Винсента. Шел за ним, старался ухватиться за огненный всполох божественной искры. Но ты никогда не мог… Даже извратив его, фактически изнасиловав его душу, ты не смог победить Винсента. Ты доволен собой? Ты проиграл. Феникс предпочел умереть, нежели подчиниться тебе…
Мне смешно, он с умным лицом несет такой вздор.
— Ясмин, ты смеешься? — Эдо сплевывает, — Смейся, ты уже в огне. Винсент, умирая, воспламенил и тебя…
— Я знаю и я счастлив. Счастлив, слышать музыку, тихую песнь истлевших Фениксов, она зовет меня к ним. И я иду, скоро мы будем вместе с моим мальчиком.
— Он никогда не был твоим. Да, он любил тебя как друга, как отца… А ты воспользовался этим, подонок. Я убью тебя!
— Попробуй, попробуй. Ты просто ревнуешь. Тебя бесит, что Винсент послал к черту ординарность вашей дружбы и ушел ко мне.
Эдо ржет, по-другому нельзя назвать его истерические сотрясания и конвульсии. Но я знаю, как довести до точки кипения моего эмоционального противника.
— Эдо, ты не можешь простить судьбе, что твой друг стал любовником другого мужчины? Ты его хотел сам?
— Что? Что ты сказал, гнус?
Я так и думал. Ортодоксальная мораль не дозволяет говорить на откровенные темы и Эдо начинает багроветь. Его должны уязвить мои подозрения, и чем дальше я от правды, тем сильнее он разозлится.
Холодный расчет.
— Не меряй всех по себе! Акселерат хренов! — Эдо ловит мою хитрость и отвечает обратной колкостью.
Жаль, что все затягивается.
Винсент, потерпи еще чуть-чуть. Я скоро приду.
— Акселерат, — тихо повторяю я, мои волосы шевелит холодный ветер весны, — Вот значит, чего ты никак не можешь пережить. Тебя злит, что я сумел стать сверхчеловеком. Бесит, что я довел свой организм до совершенства, и при этом мой IQ превышает и твой и Винсента месте взятые…
— Да мне насрать на твой интеллект. Всем известно, что извращенцы бывают умными и изворотливыми. Я вот только одного не понимаю, — Эдо снова сплевывает яростью, — На фига ты закон издал, по которому обязан был сесть в тюрьму! Наверное, проявление гиппер ума!
Ухмылка.
— Я же говорил, что ты никогда не осилишь моей морали. Быть может, я хотел показать Винсенту, насколько я его люблю, насколько готов жертвовать всем на свете. Доказать, что готов рисковать жизнью и положением в обществе только чтобы быть рядом с ним, обнимать и целовать его вкусное тело…
Эдо передергивает. Какой же он типичный…
— Не надо подробностей, мне наплевать, к чему ты принуждал Винсента. Он все равно был моим другом, спасавшим меня не один раз.