«Что ты хочешь? Проси. Я твой должник» — в шутку бросил Винсент.
И я попросил.
Винсент не пошел против своего слова, смешно, он всегда выполнял свои обещания.
Мы лежали тогда на кровати, объятые волнующим трепетом. Я весь горел, ведь Винсент был невинен для подобных ласк. А он испуганно прижимался к одеялу, как будто зыбкий лен мог его спасти. Моему мальчику тогда было всего 18 лет, он дышал юностью, делая меня безумным зверем. Я привлек его к себе и, взяв за подбородок, впервые поцеловал. Чудесный сладкий поцелуй. Он изогнулся, и дрожь прокатилась по его телу, но он не отступил полный решимостью рассчитаться за спасенную мечту. Я обнимал его одной рукой, а второй дотрагивался до запретных границ, проходя пальцами глубже и глубже в заднее отверстие. Он был напуган, он поджимал ноги, но я не ослаблял своих проникающих ласк.
Мой невинный мальчик дарил мне себя. Мой самый счастливый день. Его лицо искажалось сладкой болью, и он начинал стонать. Боль… это так естественно. Мои пальцы были в нем, а его юная нежность перетекала в меня. Жадный вздох, он упирался в мою грудь руками, желая оттолкнуть… Вечное бегство от меня. Но главное вовремя было напомнить о долге, и он сдавался, вспоминая, что сам согласился прочувствовать мои ласки, мои крепкие объятия, мои поцелуи.
Я взял его, он не сопротивлялся.
А потом мы нежились в кровати, одурманенные откровенностью поцелуев. Когда он поднял на меня свои глаза, я понял, что это навсегда. Я знал, он привыкнет, даже, если сначала он не признавал того безумного удовольствия, что получал.
Но именно тогда он впервые захотел бежать. Сославшись на необходимость принять душ, вылетел из кровати и тут же застыл, смотря на меня печалью всего мира. Слезы текли по его щекам, и он упал без сознания на пол, объятый своим разгорающимся пламенем. Я взял его на руки и вернул в уютный плен своей постели. И больше никогда не выпускал…
Пронеслись два чудесных года, пронеслись как карусель, почти мгновенно. Винсент сначала меня сторонился, потом привык, он не мог сопротивляться моему нежному нажиму. В пылу войны наша страсть уходила на второй план, и Винсент был счастлив, считая, что маленькие походные романы — естественное приложение к тяжелым условиям жизни. Он шел к заветной мечте. Ради его мечты я стал сильным, чтобы он мог всегда на меня положиться.
Когда он падал, изнывая от жажды во время перехода по великой пустыни, я закрывал его ослабленное тело от палящих лучей, когда он уставал от изнуряющих сражений, я привлекал его к своим коленям и, гладя по голове, снимал напряжение. Я проходил все преграды, стал сверхчеловеком, и это только для одного — чтобы быть подле Винсента. Быть его опорой и защитой. Быть всегда рядом с ним.