Впереди мелькнула пристань у нашего дома, причал пульсирующе мелькал в моих глазах, неотвратимо приближаясь. Стук сердца в груди убыстрялся и становился громче с каждым мгновением приближения лодки к заветному клочку земли.
Когда борт со стуком прижался к шинам обшивки пристани, моя душа замерла. Я огляделся, не спеша накидывать веревку на причал, нервы собирались нервным узлом горечи в самом центре груди. Стараясь прийти в себя, я несколько минут просто глубоко дышал, качаясь на волнах в колыбельном лоне деревянного мини-кораблика. Я остывал, вдыхая холодный морской воздух. Он обжигал легкие ледяным спокойствием, будто заморозка на краю иглы шприца, проникающей тонким уколом в сердцевину нервных узлов, распустившихся пышным беспокойством. Когда все-таки смог себя блокировать анестезией воли, я механически привязал лодку и выбрался на деревянную пристань. Старой посудины, которой я пользовался года два назад, и которая нашла свое унылое последнее пристанище на привязи с другой стороны причала, на своем месте не оказалось. Верно, сорвало и смыло в океан во время шторма. Невелика потеря, я забросил ее из-за отсутствия мотора, выходить в море на таком корыте было просто опасно.
— И черт бы с ней, — буркнул я, сжимая руками полы своего бушлата. Тревога ледяной волной опрокинулась на спину, от чего по ней мгновенно прошел липкий озноб, я поежился. Зашагав по звучной от пропитавшей ее влаги пристани, я откидывал носками ботинок комки водорослей с ненавистью и ожесточением, вымещая на них свое негодование на недоброе утро.
С каждым новым шагом я ощущал, как все явственнее надвигался решающий момент. Мое нетерпение зашкаливало бешеным ритмом сердца. Не выдержав, я сорвался на бег, едва не падая на скользких досках, а потом и мокрой, щедро омытой водами ночных волн, прибрежной земле. Умалишенным, перекошенным и растрепанным комком сплошных эмоций, я ворвался в дом, едва не сорвав входную дверь с петель. Она стукнулась о внешнюю стену дома, и я замер в окружении холодных вихрей ветра, гуляющего незваным гостем в пока еще теплом жилище.
Я повертелся на одном месте и громко покашлял. Ответом мне были свист ветра и… пустота.
Метнувшись к вешалкам, я в бешенстве ударил ладонью по голому крюку, где обычно висела овечья куртка Йохана. На коже сразу образовался бугорок багрового синяка, но на боль я даже не обратил внимания. Тело свело лихорадочной дрожью, весь кошмар, что я мыслил себе там, в клетке маяка, и всю дорогу назад, сбывался. Отчаянно бросившись в кухню, потом в гостиную, исследуя первый, а затем и второй этажи на предмет наличия Йохана, я чувствовал, как схожу с ума, как от отчаяния проваливался за грань здравого смысла. Я рычал, кричал, вопил его имя, требуя холодный штормовой ветер вернуть моего любимого человека.