О паническом страхе перед обнажением рук и ног на сцене рассказывает и актриса Л. Г. Она работала много лет в Драматическом театре имени Леси Украинки в Киеве. В пьесе официозного советского драматурга Вадима Собко „Жизнь начинается снова” Л. Г. получила роль „отрицательной немки” времен Второй мировой войны. Действие пьесы разворачивается в 1945 году, незадолго до разгрома гитлеровской Германии. Героиня — немецкая актриса, связанная с гестапо, танцует в кабаре на рояле. Спектакль решено было показать офицерам оккупационной советской армии в Восточной Германии. Театр выехал на гастроли и тут у Л. Г. начались неприятности. Театральный художник предложил одеть „отрицательную немку” в платье с длинным разрезом спереди. В сцене на рояле Л. Г. так и танцевала. Колготок не было, и танцевала она с голыми ногами. У зрителей сцена эта вызвала неподдельный восторг. Однако тотчас после спектакля в театр пришел приказ военных властей зашить у актрисы юбку по крайней мере до половины разреза. Юбку зашили, но после второго спектакля режиссер робко доложил начальству, что в таком виде сцена не дает зрителям ясного впечатления о том, что перед ними — „распущенная фашистка”. Разрез на юбке был снова восстановлен. Но при этом актрисе приказали одеть удлиненные черные чулки, дабы не шокировать голыми ногами зрителей — советских офицеров.
Сокрытие на сцене рук и ног — еще не самая большая беда советского театра. Зритель теряет значительно больше от того, что авторы пьес, а вслед за ними режиссеры, скрывают от него подлинные чувства своих героев. Видный театровед Иосиф Юзовский писал об этом всесоюзном поветрии так: „Когда вполне положительный герой и вполне проверенная советская героиня целуются на сцене, можно подумать, что это для них тяжелое испытание. Они целуются так благонамеренно, чтобы, Боже упаси, у зрителя не вспыхнуло какое-нибудь легкомысленное подозрение, обнимаются, как бы выполняя директиву… Они панически скрывают от публики и друг от друга, что они мужчина и женщина… Когда герой и героиня, о которых точно указано в программе, что они муж и жена, удаляются в соседнюю комнату, зритель сомневается, что у них, например, может родиться ребенок”. [9]
Свой сарказм критик Юзовский обращает, якобы, к актерам, которые слишком холодны в выражении чувств. Но актеры тут ни при чем. Просто автор этих строк не мог прямо и открыто указать на подлинных виновников всероссийского ханжества. Юзовский лучше, чем кто бы то ни было другой, знал, что не актеры и даже не режиссеры повинны в том, что на сцене советского театра живая жизнь потеряла свои реальные формы. Режиссеры, равно как и писатели-драматурги, сами играют в том общегосударственном спектакле, где роли их, увы, строго предопределены. Некоторое представление об этом всеобщем спектакле дают воспоминания актера Большого драматического театра в Ленинграде Бориса Л. Случай, о котором он вспоминает, произошел в 1963 году, но, по мнению старого актера, случай этот не утратил своей типичности и по сей день.