Я пригласил четырех офицеров нашей роты к себе в санчасть и изложил им свой план создания… Чего бы вы думали? Тайного союза в защиту девушек-солдаток. Я уже не помню, как именно предлагал я назвать этот союз и что именно предполагалось защищать: то ли девственность, то ли женскую честь. Идея сводилась к тому, чтобы общими силами мешать старым бобрам из штаба дивизии растаскивать связисток, по кабинетам и совращать их. Я объяснил, что хотя некоторые девушки развратились настолько, что и сами готовы спать со „стариками”, большая часть из них идет на такое сожительство из страха перед начальством. Они будут рады, если мы поможем им вырваться из этой трясины. Я, как медик, готов давать девушкам фальшивые справки о болезни; другие лейтенанты должны начать строго взыскивать с „прогульщиц” и одновременно бороться со штабниками.
„Бороться с прямым начальством? Создавать тайное общество в действующей армии? Ты, доктор, видно, дурацких книжек начитался”, — мрачно резюмировал командир роты связи. А его заместитель, лейтенант, выразился еще более энергично: „Пошли они все куда подальше и девки и их хахали из штаба. За срыв связи мне дадут в трибунале штрафной батальон, а за тайное общество (пусть хоть общество защиты младенцев) расстреляют на месте и судить не станут”.
Так, не получив общественной поддержки, закончила свое существование моя идея. И тем не менее, это странное общество какое-то время действовало. Мне удалось подбить к сотрудничеству лейтенанта Васю, доброго парня родом из глухой российской провинции. Васин телеграфный взвод особенно сильно страдал от штабников. И не раз ему самому приходилось целые ночи сидеть у телеграфного аппарата, заменяя то одну, то другую „выбывшую” девчонку. По моему наущению Вася два раза ходил выручать своих связисток, но потом махнул на все рукой: начальник связи дивизии обещал, если он не угомонится, разжаловать его в рядовые. Моя деятельность в том же направлении продолжалась несколько дольше и зафиксирована даже документально. Сохранилась тетрадь юношеских стихов, которую я вел на войне. Стихи скверные, но есть в той тетради нечто представляющее для меня исторический, так сказать, интерес. На последней странице тетради значится длинная колонка цифр: 2-3-5-2-1… Цифры означают число суток ареста, которые я получал всякий раз, как обращался к старшим офицерам по поводу наших девушек. На фронте офицеров на такие малые сроки не арестовывали, а вычитали деньги из очередного жалованья. Весной 1945 года я почти не получал зарплаты. Все уходило на штрафы за вмешательство в интимную жизнь господ советских штабных офицеров.