-Что значит пойду.- Вынырнул из задумчивости Петр Афанасьевич. - Я все более убеждаюсь, что наша встреча отнюдь не случайна. И теперь твердо уверен, что вы именно тот человек, которого я ждал. Идемте в комнату, начнем прямо сейчас.
- Да я ведь и не готов совсем. Вы же мне еще ничего не объяснили. Что мне делать, как? - Замялся Сергей, но под строгим взглядом профессора смешался, и послушно двинулся в указанном ему направлении.
Довольно просторная комната с широким, затянутым легкой тюлевой шторой окном.
Высокие, светлого дерева полки вдоль одной стены, диван возле другой.
Пара глубоких кресел, обтянутых теплой кремовой кожей. Столик из блестящих хромом трубок с прозрачной столешницей из толстого стекла, расположен посредине.
-Присаживайтесь, - Петр Афанасьевич сделал плавное движение рукой, указывая на ближайшее к двери кресло, и внезапно, все таем-же плавным движением, словно завершая указующий жест, ткнул сжатыми пальцами в висок стоящего возле него гостя.
Сергей охнул, ощутив острую боль, пронзившую всю левую половину тела, запоздало отшатнулся, в тщетной попытке увернуться от коварного удара, и повалился в любезно предложенное ему кресло. В глазах потемнело, а в голове вспыхнул огненный фейерверк. А потом все пропало.
Очнулся он от яркого света, который ощутил даже сквозь плотно сжатые веки.
-Что это? - мысль, не желая формулироваться в связную конструкцию ускользнула.
Он сжал ладони, пытаясь определиться в пространстве, и вцепился пальцами в гладкую, слегка шелковистую поверхность кресла, подтянул к себе вытянутые ноги, готовый вскочить и отпрыгнуть в сторону, что бы уйти с линии атаки.
-Не двигайся. - Странно, голос прозвучал не в ушах, а прямо в голове. - Стой, тебе говорят. Иначе опять врежу. И увернуться не успеешь.
- Расслабил мышцы, и осторожно, едва заметно раскрыл веки, стараясь оценить всю обстановку сразу.
-Да не прикидывайся ты. Я же вижу, что очнулся. Открывай смело. - Голос показался отчего-то смутно знакомым. Показалось, что связано у него с этим голосом что-то явно недоброе и чужое.
Не видя смысла таиться, открыл глаза, моргнул, прогоняя невольную слезу, всмотрелся в сидящего перед ним человека.
Толстяк развалившийся в глубоком, обтянутом кожей кресле растянул губы в широкой, но слегка смахивающей на искусственный оскал, улыбке, благожелательно кивнул большой, круглой головой с пегими, словно посыпанными ржаной мукой, реденькими волосиками, всплеснул короткопалыми ладонями.