Он забросил еще один моток веревки на следующую скалу, снова бросил вниз и снова забрался. Дрожа от напряжения, он, наконец, очутился на узком каменистом уступе, где площадка из камня переходила в площадку из алого металла. Вставив штык в расселину, он закрепил новый моток. И начал медленно, дюйм за дюймом, преодолевать расстояние, когда услышал внизу сдавленный крик. Он содрогнулся. Долгая тишина. Где-то далеко внизу раздался шорох. Он содрогался, ожидая. Над крепостными стенами ужасающе завывал ветер, все еще в сотнях футов над головой. Никакой тревоги не прозвучало. Он продолжал ползти на четвереньках.
– Ах, Готт, – раздалось приглушенное бормотание. – Чертова темнота – хоть глаз выколи!
Эмиль Шорн поднимался по веревке следом за ним, вот он уже ступил на площадку. Они подошли к маленькому балкончику из ржавого металла. Над ним были установлены орудия. Сквозь открытую потайную дверь, спускаясь вниз, развевалась на ветру веревка, а с нее свисали человеческие кости.
Пока Лэннинг старался открыть костяным ключом металлическую дверь, подтянулись и другие люди, один за другим, все как один стуча зубами от холода – все, кроме австрийца, фон Арнета.
– Мадре дель Диос, – вздрогнул испанский летчик, Кресто. – Он упал за моей спиной и закричал. Должно быть, разбился в лепешку на этих камнях. И теперь у нас только один «максим».
Толстая металлическая дверь внезапно скользнула в сторону, и из открывшегося проема пахнуло смрадным воздухом темницы Сорэйньи. Запах немытого тела, человеческого горя, бесконечного ожидания и смерти, смешанный с едким зловонным запахом антропоидных муравьев. Стиснув зубы, чтобы удержать подступающую рвоту, Лэннинг повел отряд вперед.
В темнице не было света. Денис прокладывал свой путь на ощупь сквозь узкие проходы в скалах, считая шаги, вспоминая повороты, о которых рассказывал Уил. Но вот наконец тусклый свет гнилушки позволил рассмотреть стены и пол.
Внутри клеток он увидел жалкие человеческие фигуры, искалеченные, ослепшие, едва живые, распростертые среди костей, светящихся тусклым синеватым светом.
Зловещая тишина охватила тюрьму. Лишь в одной из клеток раздавались громкие крики и шум ударов. Лэннинг заметил гигантских крыс, боровшихся за неподвижное тело в цепях.
В другой камере до крайности истощенное человеческое существо впилось зубами в свое запястье, и капли крови полились на землю. Он сжался, прислушался, а потом снова и снова пытался связанными руками отгонять крыс, явившихся за добычей.
– Клянусь честью! – выдохнул британский летчик, Куртни-Фарр. – Когда мы встретим эту дьяволицу, она за все заплатит. С лихвой!