В речи, произнесенной в декабре 1929 года Сталин провозгласил политику «ликвидации кулачества как класса». Он заявил: «…раскулачивание представляет… составную часть образования и развития колхозов. Поэтому смешно и несерьезно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут»[974]. Уже летом — осенью 1929 года, в рамках своих действий по коллективизации сельского хозяйства несколько региональных партийных комитетов принялись за конфискацию имущества кулаков и высылку их самих[975]. После речи Сталина эта политика стала играть ведущую роль в коллективизации. В начале 1930 года, 11 января, Генрих Ягода, фактический глава советской тайной полиции, разослал своим подчиненным служебную записку, в которой приказал провести «сплошную очистку деревни от кулацкого элемента» и предупредил, что если не разобраться с кулаками самым решительным образом, они организуют ряд восстаний против коллективизации[976]. Вслед за этим Ягода направил директиву всем областным руководителям ОГПУ, проинструктировав их сообщить ему, каково на вверенных им территориях приблизительное число кулаков, которых следует раскулачить. Две недели спустя, основываясь на полученных цифрах, Ягода установил квоты на раскулачивание для каждого региона[977]. Кроме того, он создал при помощи Евдокимова сеть внесудебных органов (уже упомянутых троек), которым было поручено выносить приговор кулакам, ссылать их или казнить[978].
30 января 1930 года Политбюро издало постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Кулаки были разделены на три категории: 1) «контрреволюционный кулацкий актив», который подлежал полной конфискации имущества и заключению под стражу; 2) «остальные элементы кулацкого актива», которых следовало выслать, оставив им только личные вещи; 3) все остальные кулаки — их лишали только средств производства и переселяли на новые земли, за пределами колхозного хозяйства. К первой категории предполагалось отнести 60 тысяч человек, которые должны были подвергнуться заключению в концлагеря или, если речь шла об особо опасных индивидах, — казни. Во вторую категорию должны были попасть 150 тысяч семей, предназначенных к депортации в Северный край, Сибирь, Казахстан и на Урал[979].
На деле процесс коллективизации и раскулачивания оказался жестоким и хаотичным. В то время как тайная полиция ведала заключением в лагеря кулаков первой категории и депортацией кулаков второй категории, самые разные фигуры — местные активисты, комитеты крестьянской бедноты, бригады городских рабочих — играли решающую роль в отнесении кулаков к той или иной категории и в конфискации их имущества. Во многих случаях экспроприации проходили в виде пьяного грабежа: коллективизаторы выпивали спиртное, найденное в кулацких домах, и снимали с хозяев последнюю рубашку