Когда танки приблизились к широкой и длинной полосе, где окончили свой недолгий полет огненные стрелы, сквозь не полностью осевшую пыль и не до конца развеявшийся чад экипажи через смотровые приборы разглядели старательно перепаханное еще курящимися дымом воронками искореженное поле. Виднелись осыпавшиеся капитальные траншеи, укрепленные досками; разметенные прямыми случайными попаданиями бревна блиндажных накатов; поникшие стволами, с изорванными щитами и торчащими вверх станинами низенькие противотанковые пушки; развороченные или черными клубами догорающие грузовые и легковые автомобили; брошенные экипажами подбитые или, на первый взгляд, неповрежденные танки. И трупы. Множество неподвижных тел в серо-зеленых полевых куртках, припорошенных землей. И целых тел, и кошмарных, для еще не очерствевших душой и непривыкших к ужасам войны необстрелянных бойцов, да и командиров, безобразно развороченных останков.
Хорошо еще, что подробности в большой степени скрывались дымом и пылью, да и обзор через танковые приборы наблюдения был не ахти какой широкий. Но жалеть никого не приходилось: или мы их – или они нас. Уж лучше, пусть они дохлыми кусками падали валяются, чем мы. Не нужно было первыми войну в Европе развязывать.
Поначалу советские танки не стреляли: для них совершенно не наблюдалось стоящих их грозного внимания целей. Снизив скорость, они осторожно ползли вперед, иной раз, скорее из еще мальчишеского желания разрушать, чем для пользы дела, втаптывая широкими гусеницами и так покореженные или совершенно целые, брошенные расчетами, пушки еще глубже в мягкую землю; сминая толстостенными броневыми корпусами догорающие или, на первый взгляд, уцелевшие автомобили; утюжа своим многотонным весом слегка выпуклые укрытые дерном холмики блиндажей, изрядно пугая потрескиванием бревен схоронившихся под ними уцелевших немцев.
Первая полоса германской обороны скоро закончилась. Преодолели ее, можно сказать, фактически без боя. Во всяком случае, без потерь. Впереди, слева от шоссе, лежало небольшое, километра полтора-два в глубину, голое поле, ограниченное сзади продолжающей дымиться рощей. А поле справа тянулось еще дальше, плавно ныряя в лощину и снова поднимаясь пологим, поросшим лесом холмом через несколько километров. Дымящейся роще, похоже, тоже порядком досталось или от непонятных огненных стрел, или от краснозвездных самолетов. По полям беспорядочно улепетывали фигурки в чужой форме и глубоких касках. Кто-то держал в руках оружие, кто-то потерял его или в панике бросил.