– И читал, и смотрел, – отбрил меня он. – Вы хотите, чтобы я поверил, что кто-то сделал такое специально? Не поверю, потому что нет никаких разумных причин.
– Значит, есть.
– Какие?
– Откуда я знаю?! – Я не сдержалась и повысила голос. – Проблема в том, что вместо того, чтобы приехать прямиком к вам, мой муж решил завернуть ко мне – по дороге. И вместо вас арестовали меня.
– Что?
– То! – выкрикнула я. – Кому-то очень хотелось, чтобы вас уложили на холодный асфальт лицом вниз. Прямо в этой вашей красивой дубленке. Может быть, чтобы вас застрелили при оказании сопротивления. Что-то подсказывает мне, что вы бы его оказали. А от меня-то какое сопротивление? Я ж просто ехала за консервированным горошком, понимаете? А теперь должна отдуваться?
– Тише, тише, Марья. Смотри, у тебя щеки красные, у тебя не инфаркт, часом?
– Я Лиза! И да, вполне может быть и он, – согласилась я. – Жарко-то как, словно я пешком через Альпы перешла. – И я принялась стаскивать куртку и свитер, совсем забыв, что под свитером у меня только простая черная майка. Я была неадекватна, совершенно не контролировала себя.
– Господи боже мой, женщина, успокойся! – рявкнул он. – Успокойся, оденься и расскажи все, что знаешь.
Я застыла, затем кивнула и всунула руки обратно в рукава свитера. Это заняло полный автобусный круг – рассказать ему все, что знала. Я вещала, как могла, – сумбурно и несвязно, без логики и со всяческими бессмысленными вставками и отступлениями. Садко больше не давил, не перебивал и не пытался грубить. Он внимательно слушал, как я путано описывала молодчика, поджидавшего меня у подъезда, он пересмотрел все ссылки на копии документов Сережиного дела, которые я получила у Юрки Молчанова, вчитывался в экран моего планшета, слушал мой путаный пересказ истории самоудаляющегося чата. Я переслала все ему.
– И ты не знаешь, где твой муж сейчас? – на всякий случай уточнил он. Я помотала головой.
– Он сказал, что так будет лучше, потому что если меня кто-то захватит – вы или полиция, все равно, – то я не смогу его выдать. И это прямо хорошо, только, если честно, я очень надеюсь, что вы не станете меня захватывать. Если можно, не похищайте меня. Я не уверена, что смогу пережить это. А у меня дети. Никому это не интересно, ни следователю, ни вам, но это очень важно для меня – чтобы у моих детей осталась хотя бы мать.
– Ты опять тараторишь.
– Извините, – прошептала я. И мы оба замолчали. Садко нервно покусывал губы, глядя прямо перед собой, он словно перестал меня замечать. Так прошло несколько минут. Потом он повернулся и спросил меня: