– Это точно, – криво усмехнулся Белов, вспоминая недавнее ходатайство фаворита императрицы. – Поехали, что зря время терять?
Он вновь вскочил на коня, дернул повод, разворачивая ко дворцу.
– Коня побереги! Конь-то в чем виноват? – крикнул Левшин, устремляясь за другом.
Рассумовский оказался в церковном флигеле. Бывший певчий стоял на коленях у церковного алтаря и истово молился. После душного летнего зноя в церкви веяло прохладой. Запахи плавившегося свечного воска и ладана смешивались, принося истерзанной душе отстраненное умиротворение. Святые со скорбным видом взирали с фресок на роскошную позолоту стен.
Перекрестившись на образа, Белов хотел было окликнуть Алексея Григорьевича, но вспомнив наказ жены командира, просто подошел, опустился рядом с государевым фаворитом, низко склонил голову, произнося давно заученные слова молитвы.
– Отпусти ему все согрешения… возврати ему здравие и силы телесные…
– Гриш, ты о ком? – не поднимясь с колен, Рассумовский повернул голову и взглянул на гвардейца. Тот быстро дошептал молитву, тоже перекрестился и встал.
– Алексей Григорьевич, недобрые вести. Бутурлина отравили…
– Господи, помилуй! – Рассумовский размашисто осенил себя крестом и вскочил. – Умер?
– Жив. Алексей Григорьевич, Елисавете Петровне доложить надобно, пока граф Шувалов все не переиначил! – преображенец с мольбой посмотрел на фаворита.
– Этот может! – недобро усмехнулся «ночной император». – Вся их семейка такая! Прости, Господи, разговоры грешные! Пойдем, Григорий, негоже в Божьем доме о мирских делах!
Они вышли на террасу.
– Государыня сейчас в Монтплезире. Почивать изволит. Вчера всю ночь в шахматы с Иваном Ивановичем Шуваловым играла! – Рассумовский даже не пытался скрыть иронию, пронизывающую его слова. – То-то и братец его сейчас обласкан без меры!
Белов отвел взгляд, слухи о новом фаворите ходили уже с месяц. Странно лишь, что сам Алексей Григорьевич не беспокоился о своем положении, впрочем, судя по тем же слухам, он давно был повенчан с императрицей, оттого и размещался в смежных со спальней государыни покоях и, как добродушный муж, пресытившийся семейной жизнью, смотрел на увлечения Елисаветы Петровны сквозь пальцы.
– Ладно, Гриша, не он первый, не он последний, – махнул рукой Алексей Григорьевич, убеждая не то своего собеседника, не то себя самого. – Пойдем, счастья попытаем!
Они спустились в Нижний парк, прошли мимо вольеров с радостно щебечущими птицами и направились к небольшому одноэтажному дворцу, из красного кирпича, крыша которого напоминала воинский шатер. Две галереи, раскинувшиеся вдоль залива точно крылья птицы, защищали пришедших из парка от ветров.