– Он что, до сих пор спит? – подполковник обеспокоенно взглянул на часы.
– Ну, почему же до сих пор? Проснулся, шороху навел и вновь заснул.
– Так это он окно выбил?
– Не совсем, – Анна Михайловна выразительно посмотрел на девушку. – Настенька, ты что стоишь? Иди, пройдись!
Понимая, что она сейчас лишняя в доме, Настя послушно направилась к выходу.
– Тихона с собой возьми, пусть сопровождает! – распорядился подполковник. – Негоже девице молодой одной ходить, времена не те!
Уже закрывая дверь, девушка услышала, как Бутурлин жалуется на пренебрежение, высказанное его полку государыней.
Девушка не стала подслушивать. Приказав лакею следовать за ней, Настя по привычке направилась к Большому дворцу.
Уже по пути раскланиваясь с многочисленными знакомыми и незнакомыми людьми, провожающими фрейлину государыни любопытными взглядами, Настя поняла, что в одиночестве ей побыть не удастся: слишком уж свежи были слухи о нежданной императорской милости к непонятной девице. Более того, некоторые уже разузнали, что новая любимица государыни проживает лишь с отцом, и даже не скрываясь, строили нелепые догадки.
Особо дерзкий молодой человек в алом, расшитом серебром камзоле подошел к девушке с просьбой разъяснить слух, являлся ли Платон Збышев фаворитом цесаревны Елисаветы. Девушка лишь смерила его строгим взглядом и прошла мимо, заставив нахала покраснеть от досады, выслушивая насмешки прохожих.
Как обычно, Нижний парк был полон народу. Оттуда доносились звонкие голоса и смех, перекрывавшие журчание воды в фонтанах. Не желая никого видеть, Настя предпочла скрыться в Верхнем парке.
У ворот стояли семеновцы. Они же несли караул у входа во дворец и, в этом девушка не сомневалась, у покоев императрицы. Стало быть, преображенцы все еще были не в фаворе у Елисаветы Петровны, и именно поэтому Александр Борисович чувствовал себя оскорбленным.
Стремясь избежать людных мест, Настя направилась по одной из боковых дорожек к аптекарскому огороду – там выращивались лекарственные травы для императрицы.
Грядки были разбиты за высокими, тщательно подстриженными кустами. Шалфей, мята, зверобой, ромашка – ведьма знала все наизусть. Кстати, ромашку было бы неплохо позаваривать Грише, а вот Александру Борисовичу лучше всего валериану.
При воспоминании о Белове мысли в голове вновь завертелись. Больше всего Настю волновалась отношение родителей жениха даже не к ней, но к собственному сыну.
То, с какой легкостью Петр Григорьевич отрекся от единственного наследника, потрясло девушку гораздо больше, чем она готова была признаться. Но еще больше ее задело спокойствие, с которым Григорий принял происходящее. Настя готова была признать, что действительно каким-то образом приворожила преображенца.