Я хотел встать с лавки, но не мог. У меня кружилась голова. Все начинало болеть, во рту разливался неприятный металлический привкус. Кажется, я понимал, что делаю. Возвращался на землю. Одновременно тормозил так, что мне казалось, будто мое тело пищит.
– Ты куда-то идешь? – Каролина подошла ко мне. Была выше на несколько сантиметров. Может, из-за ботинок. Но сколько бы я ни сосредотачивался, не могу нынче вспомнить, какие тогда на ней были ботинки.
– Все равно оно уже вылезло наружу. Пусть идут себе посношаются, твоя девушка и мой бывший, сука, парень, – сказала она.
Поцеловала меня в шею. «Сейчас она выпьет мою кровь», – подумал, как помнится, я тогда. Оттолкнул ее. Это был рефлекс. На самом деле мне этого делать не хотелось.
– Что? – спросила она. Была по-настоящему удивлена.
– Я должен туда вернуться, – я махнул рукой. «Я должен туда вернуться и все объяснить, – подумал я. – Я должен туда вернуться, потому что должен попросить у Дарьи прощения. Дарья – добрая. Дарья мудрая. Дарья хочет добра. А я не заслуживаю ее, потому что я дурак. Потому что я должен знать свое место». На короткий миг Дарья сделалась отчетливой, явной и яркой, будто пожар.
– Ебанулся? – спросила Каролина. – К кому? К тому куску ветчины в свитере?
Я не знал, что ей ответить, потому просто еще раз махнул рукой.
– Эта твоя девка уже дрочит Ярецкому. Как раз лижет ему хер. Тебе бы она никогда такого не сделала, а ему – делает в сортире, я тебе гарантирую. Заглатывает хуй по самые яйца! – кричала она, звучало это визгливо и грязно, словно ржавым гвоздем по стеклу. – Сосет у него, сука, а у тебя была возможность, у тебя была охуительная возможность, но, видно, ты пидор, да? – чем больше она говорила, тем больше прояснялось у меня в голове, тем лучше я понимал, кто она такая на самом деле, хотя тогда я еще не понимал до конца, кто такие на самом деле люди.
– Слушай, Каролина… – начал я только затем, чтобы ее оборвать, потому что, конечно же, совершенно не знал, что ей сказать после «слушай, Каролина».
– Отвали, – ответила она и начала плакать.
Мне было ее жаль.
(Несмотря на все то, что случилось потом, порой я вспоминаю это вот, ночью, и меня колет в самый центр грудной клетки так, что иной раз приходится сесть и думать, что ведь скоро меня уже ждет черная вечность, что в этот короткий момент перерыва на рекламу, которую мы громко называем жизнью, ни у чего нет особого смысла, а я когда-то мог трахнуть Каролину Кудельскую, мог, но не сделал этого и на самом-то деле никогда не сумею ощутить силы этого отказа.)