– Ты слышал, что он сказал? – спрашиваю я Гжеся.
– Да он бредил, как всегда, – качает тот головой. – Но он всегда так бредит, не нужно было сразу на него с кулаками, ты, Брюс Ли.
Парень, несостоявшийся победитель, лежит на ринге. Теперь считают ему. Десять… девять… Второй стоит с руками вверх, словно уже празднуя победу – или сдаваясь.
Восемь… семь…
– Ведьмак – это тот, из игры? – спрашивает Ясек.
– Чего вы, собственно, хотите? – спрашиваю я.
– Чтобы ты готовился, – отвечает отец.
Шесть… пять…
Четыре… три…
– Слушай, ты хочешь, чтобы снова дом подожгли? Хочешь, чтобы на этот раз дети не выжили? Этого хочешь? – я встаю и повышаю голос, хотя на самом деле не хотел так поступать, просто во мне что-то ломается.
Два… один.
– Миколай, не надоедай человеку, – Гжесь смотрит на Ясека, а тот смотрит на отца и плачет.
Отец падает на пол. Его лицо делается красным.
Боксер на экране все еще тянет руки вверх.
Удар такой громкий, словно опрокинулся шкаф.
– Мама! – кричит Ясек.
Гжесь подбегает к отцу первым. Я – вторым. Отец жив, у него все еще красное лицо, закрытые глаза, он напряжен, весь закостенел, упал на локоть, теперь опирается на него, мы пытаемся его поднять, но его тело навсегда замерзло в позе Адама из «Сотворения мира». Он пытается что-то сказать, но не может, хрипит, на губах – пятнышки пены.
Судья подходит к парню, хватает его за одну из вытянутых вверх рук. Второй боксер все еще не встает с ринга.
Двери бьют в косяк так, что в них дрожит стекло, в комнату вбегает Агата, за ней – Юстина. Похоже, они были рядом, на кухне, я не слышал, как она сбегала вниз.
– Томек, – говорит Агата.
Приседает над отцом. Ясек все еще сидит на диване, со сжатыми до белого кулаками. Глаза его блестят от слез.
– Ясек, беги, беги отсюда! – кричит Агата.
– Папа, – Ясек подходит к отцу. Медленно, словно приближаясь к кому-то чужому. Отец пытается встать, но не может, словно его вжимает в пол огромная невидимая рука.
– Ясек, ступай отсюда, – говорит Гжесь. – Все будет хорошо.
– Я звоню в «скорую», – говорит Юстина.
– Нет, – говорит отец, и внутри него что-то наконец расслабляется, он поднимает руку, локтем которой опирался в пол, хватается за сердце, переворачивается на спину.
– Алло, Известковая, пять, «скорую», пожалуйста, – говорит Юстина в телефон.
– Вот сука, – ругается отец.
– Ты это кому говоришь? – спрашиваю я.
– Моим сучьим сосудам, – шипит он сквозь сжатые зубы.
– Нет, «скорая» не приедет, Юстина, «скорая» не приедет, – вмешивается Агата. – Звони Добочинской. Добочинской на личный номер.
Отцу больно. Это заметно. Я приседаю подле него, словно от такого приседания будет болеть меньше. Отец весь мокрый, словно кто вылил ему на голову ведро воды. Юстина выходит позвонить и сразу же возвращается.