– Папа, дыши глубоко, – говорит она. – Дыши глубоко.
– Ясек, ступай к сестре! – приказываю я. Ясек встает: медленно, он испуган, не сводит глаз с отца, выходит – угловатой, словно у робота, походкой.
При одной смерти мне довелось быть. Не вспоминаю о ней каждый день, но сегодня вспоминается: отчетливо, словно я смотрю снятый в HD фильм. Я видел немного, потому что бабушка сразу закрыла меня в комнате. Но я был там, был при этом. В четыре года.
Дед Александр стоял перед зеркалом и расчесывался перед выходом в церковь. До конца жизни у него были густые волосы – не знаю, отчего отец лысый. Расчесывался – и упал. Это длилось секунду, молниеносно. В тот самый момент, когда он ударился о пол, бабушка вытолкала меня из зала в коридор.
Я помню еще красный металлический грузовик, которым я кругами ездил по полу. Он издавал резкое раздражающее тарахтенье. Помню, как кричал, чтобы деду дали покушать, например пирожки, которые бабушка испекла накануне: наверняка от такого ему станет лучше, а бабушка выкрикивала имя деда, а потом кто-то, должно быть дядя, ворвался в комнату и вырвал грузовик у меня из рук, потому что не мог уже вынести его тарахтения.
– Идите… – с трудом выдавливает отец. Сжимает зубы. Так сильно, что они вот-вот треснут. Я знаю, это не потому, что ему больно; это потому, что он всей своей сутью хочет заставить боль исчезнуть.
– Тихо, молчи, – говорит Гжесь. – Молчи.
– Идите… туда, сегодня, – выдавливает отец, и вместе со словами из него выходит воздух, он издает длинное и громкое шипение, словно открывающий двери автобус.
Я был уверен, что если дед съест пирожок, то выживет. Помню эту уверенность. И свое недоумение, отчего никто не хочет присесть над дедом и впихнуть лекарственный пирожок ему в рот.
Естественно, дед умер, потому что кровь мгновенно залила ему мозг.
– Сука, уж не знаю, куда я там поеду, но точно не на твою могилу, – говорит Гжесь, и тогда отца отпускает, мышцы его расслабляются, он садится на полу, все еще держась за грудь. Выдыхает сильнее. Вытирает лоб ладонью. Хочет встать, но Агата говорит:
– Сиди.
Когда Добочинская врывается в дом, он все еще сидит, странно послушный, но уже весь в нетерпении. Ему все еще больно, это видно по его лицу. Увидев Добочинскую, приподнимается, Юстина сразу же приставляет ему стул, он садится. Доктор не здоровается, она тяжело дышит, вся мокрая, склоняется над ним, смотрит ему в глаза, оттягивает веки, прикасается к телу тут и там, спрашивая, болит ли. Отец качает головой или кивает, в зависимости от того, где она к нему притрагивается. Она меряет ему давление. Когда аппарат показывает результат, причмокивает и качает головой: