– Ты едешь в больницу, Томек.
Мы стоим вокруг отца и Добочинской, словно отправляя некий ритуал. Я опираюсь о камин, закуриваю. Я такой же мокрый, как и отец.
– Нет, – качает головой он.
– Томаш, да твою ж мать! – кричит Агата. Она в куртке, надела ее машинально, едва только Добочинская подъехала. Теперь я вижу, что она невольно сует руку в карман, но сразу же ее вытягивает.
– Нет, мы едем в «Подзамчье», – говорит отец, а потом начинает кашлять.
– Томаш, у тебя тяжелое предынфарктное состояние. А может – и инфаркт. Ты едешь в больницу, причем – немедленно, – Добочинская кладет ему руку на лоб, как ребенку. Отец выдыхает еще немного воздуха.
– Так сделай мне укол, – отвечает отец и поднимается со стула. Чуть покачивается. Добочинская отступает на шаг.
И мы все как один пытаемся что-то сказать, начинаем говорить одновременно, но отец обрывает все одним взмахом руки. Поворачивается к телевизору. Боксер, который выиграл матч, мокрый от пота точно так же, как и отец: худой парень с острым птичьим лицом, что-то мычит в ответ на вопросы репортера.
– Я же говорил, что он встанет, – заявляет отец.
Добочинская садится. Открывает сумку. Вынимает оттуда шелестящий белый пакет.
– Сделай что-то, – говорит ей Агата. У отца звонит телефон. Он отвечает, снова хватаясь за грудь.
– Алло. Да, – подтверждает через минуту. – Возьми какой-нибудь термос, булки из пекарни, что-нибудь. – Нет, нормально говорю, я в порядке, пока, – добавляет в конце, отсоединяется, кладет телефон на стол.
Мне вспоминается, как я на самом деле подглядывал за соседом. Был это, конечно, Гумерский. Я помню, он заметил меня, наши взгляды встретились. Вспоминаю, как мы потом одолжили его сыну на целый день горный велосипед, чтобы он только дал нам посмотреть ту кассету, когда его родителей не было дома.
Все, что бы ты ни написал, уже есть в твоей голове.
Ясек и Йоася стоят в дверях. Ясек все еще серьезный, бледный, Йоася идет к отцу. Отец при их виде сразу снимает руку с груди и с трудом прячет ее в карман.
– Ты уже нормально себя чувствуешь? Ты уже здоров, папа? – спрашивает Йоася.
– Уже все хорошо. Знаете ведь, я никуда не поеду. Не еду ни в какую больницу.
– Ну а что я могу сделать? – спрашивает Добочинская.
– Сделай что-нибудь, я очень тебя прошу, – говорит Агата.
Отец снимает свитер. Медленно, аккуратно складывает его, вешает на стул. На нем белая, узкая, застиранная футболка с гербом Зыборка. Только теперь видны его огромные лапища, мышцы и вены, сплетенные под кожей в твердые, одеревеневшие узлы. Только теперь видно, что на шее он носит серебряную цепочку, толще стандартной, примерно в полпальца. На цепочке этой – крест. Он вынимает его из-под футболки, целует.