– Но мы – не злые. И сегодня мы тоже не будем злыми. Мы не хотим насилия. Госпожа бургомистр может нас не бояться. Пусть она лучше боится себя и своих бандитов! – выкрикивает отец.
Чувствую, как его ладонь сжимается на моем плече, словно огромные щипцы: так сильно, что вот-вот треснут кости, и я вижу, как под ним подламываются колени, и как он снова кладет ладонь на грудь, и как Добочинская делает к нему шаг. Но потом он выпрямляется и снова стоит: неподвижно, твердо, на широко расставленных ногах, словно бы ничего не может его опрокинуть.
Вторая машина полиции въезжает на улицу. Потом – третья. Площадь, паркинг, воздух и деревья начинают танцевать в немых сине-красных отблесках.
– Томек, прошу! – кричит Винницкий. – Я тебя очень прошу!
– Вали отсюда! – кричит Кафель. – Вали отсюда! Прочь!
Я понимаю, что все время слышу ту диско-песню. Что она закольцевалась в воздухе, танцует между нами, словно ветер.
– А что, Кафельский? Снова мне дом подожжешь? – спрашивает отец.
И тогда Кафель хватает отца за куртку, дергает, отец упирается, он сильнее, Гжесь минует меня, кидается на Кафеля с кулаками, Порчик перехватывает его на лету, люди принимаются кричать, я вижу краем глаза, как Мачеяк, весь красный, проталкивается сквозь толпу, и вижу, как Кафель толкает отца к ступеням, как отец уже готов упасть, вижу, как он почти ударяется головой о ребро одной из ступенек, вижу, как Агата заслоняет глаза Йоасе, слышу крики, вижу отца, но отец не бьется головой о ступеньку, потому что в последний момент я хватаю его за руку, так сильно, как только могу, и тогда слышится выстрел, и все останавливается, наверняка как всегда, когда слышится выстрел, но этого-то я толком не знаю, поскольку выстрел слышу впервые в жизни.
Люди паникуют, толкаются, бегут в сторону своих машин, но мужчина кричит:
– Хойт!
Полицейский, я, Гжесь, отец – все мы как замершие куклы, остановившиеся на половине движения. Мужчина – цыган. Он толстый, ему за шестьдесят, в плаще он выглядит как нью-йоркский мафиозо из плохого фильма про нью-йоркских мафиозо – может, именно это для него и было важно.
– Бросай оружие! – кричит Винницкий.
– Выбуйеде! – орет мужик в его сторону и сплевывает.
Мужчина проходит сквозь толпу так легко, словно люди на паркинге – просто воздух. Поднимается по лестнице, делая длинные шаги; когда идет, то чуть покачивается. При его виде Кафель и Порчик отступают на шаг.
– Я Тобек, – протягивает он руку отцу.
– Я знаю, кто ты, – отвечает тот.
Мужчина, который представился Тобеком, приставляет оружие к голове Кафеля. Это серебристый пистолет с гравированным узором вдоль ствола, я не могу его различить, хотя всматриваюсь изо всех сил. У мужика под плащом расстегнутая рубаха, а под ней – серебряная цепь. Оба эти предмета, цепь и пистолет, выглядят так, словно мужчина купил их в комплекте.