Он все еще стоит, когда мы садимся в машину и когда выдвигаемся в сторону Зыборка, и стоит, когда мы едем по все еще не асфальтированной дороге под ветками уже зеленеющих деревьев, и только когда поворачиваем на Пепельный Сад, исчезает.
Я переключаю скорость. Еду быстрее, вхожу в поворот.
– Осторожно, – говорит Каська.
– Никого нет, – отвечаю я.
– Они любят появляться внезапно, выезжая из леса, – говорит она.
– Я успею затормозить. Вот увидишь.
И еду еще быстрее, словно ей назло.
Каська кладет мне руку на плечо. Рука ее постепенно перестает мне докучать, появляясь так внезапно. Становится просто приятной. Теплой.
– Я разговаривал с ней пару дней назад, – говорю я. Выстреливаю этой фразой, выталкиваю ее так, как откупориваемая бутылка выбрасывает пробку.
– Ты не обязан с ней говорить, – отвечает Каська. – Я ведь все понимаю.
Я качаю головой. Кто-то выезжает из леса на велосипеде. Я притормаживаю. Это какая-то пожилая дама в болоньевой лоснящейся куртке. Я проезжаю мимо и снова поддаю газу, сбрасываю скорость только перед Зыборком.
– Ты не можешь привыкнуть к тому, что тебя кто-то понимает, – она убирает руку. Опускает стекло. Запах деревьев втекает внутрь.
– Я разговаривал с Юстиной.
Может, она права, и я просто уговариваю себя, что Каська не хочет слышать имя моей жены – а на самом деле это я не хочу его произносить.
– И что? – спрашивает она.
Я останавливаю машину на обочине. Включаю аварийки. Выхожу из авто, опираюсь на дверь. Мне бы еще одну сигарету. Может, Гжесь какие спрятал. Я открываю дверь, перегибаюсь через Каську, копаюсь в мусоре, заполняющем бардачок. Вываливаю все ей на колени, но она не реагирует. В самой глубине. Пачка. Пустая. Ну вот же сука.
– Расслабься, – говорит Каська.
Я снова опираюсь на машину, смотрю в лес. Каська сбрасывает вещи из бардачка на пол, становится рядом. Как и под домом в Колонии, тут все покрыто уже зеленью.
– Это было в первый раз. До этого она не отвечала.
Не отвечала на звонки несколько месяцев. Я звонил ей по несколько раз в день. Писал мейлы. Через какое-то время эти мейлы уже были лишены всякого смысла – я просто вписывал знак вопроса, один или несколько, в тему – и отсылал пустые сообщения. Пытался дозвониться до нее по Скайпу. На Фейсбуке она меня заблокировала и расфрендила. Я пытался дозвониться до ее матери, кузин. Звонил подругам, двум, чьи номера у меня были. Никто не отвечал. Не брал трубку и не писал.
В ту ночь на Холме Псов она даже не зашла домой. Должно быть, кому-то позвонила, кто за ней приехал. В комнате наверху остались ее вещи. Запакованные в ящики бумаги, одежда, книги, компьютер. Я не заглядывал туда, даже не входил в ту комнату, спал внизу, на диване перед телевизором.