– Я об этом ничего не знаю, – отвечаю я правду, потому что ничего об этом не знаю.
– Ты тоже ловкий, потому что дураком притворяешься.
– Не притворяюсь.
– Вот же вы навертели. Жена твоя на всю Польшу скандал устроила. Все уже думают, что в Зыборке власть людей убивает. Доказательства найти легко. Посадить парней. Можно это сделать. Хватит простого желания. Булинская напугана, сидит дома. Плачет и в стену смотрит. На тридцать килограммов похудела, так она боится. Несчастная женщина. Глупый, потому что бедный. Бедный, потому что глупый. А кто Берната убил? И брата его – кто убил? И сына? Кто убил всех тех людей? Я их убил? Нет. Я их не убивал, – улыбается он.
– Не знаю, – говорю, и голос мой ломается, а Кальт смеется.
– Я должен тебе сказать, скажу тебе, что я никого не убивал, – он смеется снова. – Всякое я делал, но не убивал никого. Никогда. Отца спроси. Так, чтобы в глаза ему смотреть. И спроси, убивал ли кого Кальт. Говорят, что я журналиста приказал убить. Десять лет назад. В Зыборке. На дискотеке. Да уж, приказал… А теперь говорят, что я Бернатов прикончил. Вот же, vervluchte[132], сука ебаная. Ну, скажи сам. Сам скажи. Скажи.
Говоря больше себе, а не мне, он открывает дверь. Подает парню руку, словно бы тот – калека. Лукаш выходит из машины, становится напротив, все еще не глядя на меня. Взгляд его втыкается в асфальт Кальт чуть притягивает его к себе, потому что по встречке едет машина, медленно пробирается между нашими авто. Водитель, пожилой мужик, смотрит на Кальта испуганно.
– Что, сучара, зыришь?! – кричит Кальт и плюет ему на машину.
– Я должен ехать, – говорю я.
– Никуда ты не должен ехать, – отвечает Кальт.
Стягивает капюшон с головы Лукаша. Приподнимает его лицо, так, чтобы парень на меня глянул. У него красные, подпухшие глаза и так сжатые зубы, что, кажется, если он захочет открыть рот, понадобится инструмент дантиста.
– Лукаш, что хуже? – спрашивает Кальт.
Парень качает головой. Кальт кладет ему руку на затылок.
– Оставь его. Я должен ехать, – повторяю я.
– Что хуже? То, что твой брат мертв, лежит где-то в лесу, что его черви едят – или то, что годы назад под замком он девушку, молодую девушку изнасиловал? Что хуже, Лукашик? – спрашивает он.
– Неправда, – слово выпадает изо рта Лукаша и падает на асфальт. Словно он выплюнул выбитый зуб.
– Оставь его, – повторяю я.
– А кто ему поможет? – смеется Кальт.
Парень вырывается из его хватки. Мог бы сбежать в лес, спрятаться, сбежать куда угодно, но он открывает дверь и снова садится в машину, опуская голову, как и сидел.