— А что потом? — спросил он. — После того, как мы его арестуем. Что произойдет тогда?
— Я прямо ждал, когда ты задашь этот вопрос. — Муландер замолчал и кивнул, как будто ему нужно было очень тщательно подбирать слова. — Ты и сам почти озвучил это, — он скрестил руки на груди и вздохнул. — Все это не может продолжаться вечно. Я это тоже понимаю.
Фабиан хотел что-то сказать, но Муландер поднял руку, не давая ему даже открыть рот.
— Я точно знаю, о чем ты думаешь. О том, что я полностью потерял рассудок и не могу считаться не кем иным, кроме как абсолютно сумасшедшим. Но это не так. Совсем не так. Я полностью осознаю — то, что я сделал, неправильно и абсолютно отвратительно во всех отношениях. Это противоречит здравому смысле и всему тому, во что я когда-то верил.
— И все же ты просто позволил этому продолжаться, убийства совершались одно за другим.
— Да. — Муландер кивнул. — Как алкоголик, который не хочет пить, но ничего не может с собой поделать. Тогда я этого не понимал, но в тот момент, когда я вонзил нож в Эйнара, я заразился чем-то более сильным и вызывающим зависимость, чем все известные мне препараты. И лучший и, вероятно, единственный способ очиститься и избавиться от этого яда — это быть арестованным и понести наказание, каким бы оно ни было. Я полностью готов к тому, что это будет пожизненный срок.
— Так почему бы тебе не сдаться прямо сейчас и не предоставить нам доступ к уликам?
Муландер кивнул.
— Конечно, я мог бы это сделать. И с твоей точки зрения, нет ничего, что говорит против этого. Но дело в том, что я не хочу. Как я уже говорил, я слишком много вложил в это расследование, чтобы попрощаться с ним сейчас, когда мы уже на финишной прямой. — Он присел на корточки, наклонился вперед и оперся о ноги Фабиана. — Не знаю, осознаешь ли ты это, но наше расследование одно на миллион. Оно гораздо круче всех остальных, и когда мы расскажем в СМИ о том, что все эти дела на самом деле связаны между собой, это вызовет невероятный фурор. Обещаю, об этом будут написаны книги. Диссертации. Будут сняты фильмы. Нет предела тому, какой интерес вызовет это дело.
— Это интересно, если хочешь сидеть на диване у телевизора и стать знаменитостью. Единственное, что я…
— Фабиан, я хочу сказать, что мы принимаем участие в том, что никогда больше не повторится. Если ты думаешь, что я сошел с ума, потому что говорю такое, то да, наверное, так оно и есть. Но чтобы ты знал, ты такой же, как и я, — он ткнул пальцем в грудь Фабиана, а потом в свою. — Ты и я, даже если в данный момент ты безудержно ненавидишь меня, сделаны из одного теста. Когда я смотрю на тебя, то вижу такого же маньяка, каким я так же являюсь. У тебя абсолютно такое же туннельное мышление, которое я вижу у себя, когда пытаюсь абстрагироваться от всего, кроме того расследования, которым занимаюсь. Представь, что бы произошло, если бы ты сам сейчас собрался забросить это расследование прямо… — Муландер покачал головой. — Это невозможно, не так ли? Поэтому все, о чем я прошу, — это возможности закончить то, что мы начали. Ни больше, ни меньше.