Нет, больше не было никаких сомнений в том, что ее что-то тянуло назад, туда, откуда она пришла, хотя она все время оставалась на одном и том же месте. Было ли это хорошо, она не знала. Но она всегда предпочитала двигаться вперед, а не назад.
Нет, она не хотела назад. Не хотела возвращаться к холоду и твердому полу. К боли и голоду. К унижению и всему ужасу, который пережила. К постоянной тревоге. Она точно не хотела этого.
Теперь она вспомнила, каково было ощущать все это. Боль, должно быть, уходила постепенно, не было никакого объяснения тому, что она не обратила внимания на движение. Оно в конечном итоге позволило ей перестать держаться за то, что было здесь, и позволить себе подняться к чему-то ослепительному, теплому и прекрасному. А теперь она снова опускалась вниз. Вниз, к тому, что причиняло такую боль.
Следующая капля попала в нижнюю губу, но потекла в неправильном направлении: вниз по подбородку и дальше вниз по шее, где повернула к уху. Перед следующей она еще немного приоткрыла рот, и когда капля попала на ее совсем засохший язык, она не просто убедилась в том, что это была вода, но и в том, что, хочет она того или нет, она все еще жива.
Он не был в Копенгагене с тех пор, как был маленьким и жил дома. Но он все равно узнал город. Красочные старые фахверковые фасады, мощеные улицы и всевозможные виды велосипедов, которые пересекали улицы взад-вперед. Казалось, за все годы, что его не было, ничего не изменилось. Каждый булыжник выглядел так, словно лежал там же, где и много лет назад. Даже запахи были такими же, как те, что остались в его памяти.
Но именно так он никогда на город не смотрел. Снизу и под совершенно другими углами город казался значительно спокойнее, чем обычно. Стресс и беготня были где-то наверху на улицах. Вот где время мчалось сломя голову, а люди спешили по своим делам, едва успевая переводить дыхание. Здесь, внизу, скорость была гораздо ниже, будто в параллельной реальности, где все двигалось в замедленной съемке.
Вдохи становились все глубже, а промежутки между ними все длиннее. Как будто он приближался к состоянию как в медитации, когда тело и мысли находились в идеальном равновесии, хотя он направлялся прямо в сердце шумного мегаполиса.
Кроме того, это был первый раз, когда он прибыл со стороны моря и смог бесшумно скользить по воде мимо Русалочки и толп туристов, которые собрались на набережной, пораженные тем, насколько маленькой оказалась статуя. Мимо новой оперы и Нихамна, а затем по каналам под мостами.
У него было ощущение полной гармонии, и, возможно, именно оно как раз было необходимо перед тем, что должно было произойти. Последнее спокойствие до того, как каждая его часть должна будет действовать на своем абсолютном пике.