— Инспектор Кемпбелл… Слава Богу, вы… живы. Наши молитвы исполнились.
Грейс захотелось его обнять. Монах, должно быть, это почувствовал и с радушной улыбкой целомудренно положил руки ей на плечи.
— Проходите, прошу вас, мои братья будут счастливы снова увидеть вас и узнать, что вы в добром здравии. Входите.
Едва дверь закрылась и Грейс оказалась в прихожей с готическими сводами, она сразу погрузилась в атмосферу вне времени, которая произвела на нее сильное впечатление. Сопровождаемая аббатом, чья ряса тихонько шуршала о плиты пола, она прошла по длинному коридору, увидела картины, которые не сводили с нее глаз, и вышла во двор, залитый сероватым светом. Мало-помалу на нее нахлынули воспоминания, словно для того, чтобы подтвердить, что все пережитое действительно произошло.
— Все закончилось, — сказала она наконец аббату. — Никто не придет вас беспокоить. Убийцы больше нет на этом свете.
— Да смилостивится Господь над его душой.
Когда они проходили мимо кельи, где было обнаружено тело Антона Сьюйака, Грейс остановилась. Дверь была закрыта, но в воздухе пахло хлоркой. Она увидела себя, мокрую, пришедшую сюда впервые и в изумлении стоящую перед телом этого молодого человека, которому удалили мозг. Она видела себя колеблющейся, снедаемой сомнениями относительно своей способности раскрыть подобное дело.
И тут она поняла, зачем вернулась в это место: не за ощущением реальности всего пережитого, а за подтверждением того, что мимолетно почувствовала в кабинете Эллиота Бакстера, — что отныне она совсем другая женщина, не та, которая приплыла ранним дождливым утром в этот монастырь.
— Брат Кэмерон, мне бы не хотелось мешать вашим братьям в их трудах и молитвах. Скажите мне только, как себя чувствует брат Колин.
— Понимаю… Если хотите, он в своей келье.
Грейс кивнула, и они прошли в коридор келий для монахов. Аббат постучал в дверь.
— Брат Колин, к вам гостья.
Грейс медленно открыла дверь и увидела лежащего на кровати монаха, поднявшего на нее свой детский взгляд, освещенный благодарностью. Он был еще бледен, но мог лучше двигаться, чем тогда, когда она оставила его на руках врача, извлекавшего пулю, которой ей пришлось ранить его в бедро.
Она фамильярно присела рядом с ним на край кровати.
— Как вы себя чувствуете?
— Сво… сво… свободным, — пробормотал он.
Грейс покачала головой.
— Я глубоко сожалею, что нанесла вам эту тяжелую рану, — призналась она.
Брат Колин набрал в грудь воздуха и попытался ее успокоить:
— Вы спасли мне жизнь… Я каждый день молюсь за вас.
Грейс улыбнулась ему, в груди у нее разлилось приятное тепло, но лицо ее быстро помрачнело.