Я вытянулся по стойке «смирно» и замер. Кузнецов тоже стоит за столом, покрытым зеленым сукном, сухощавый, очень высокий, в ладно подогнанном обмундировании. Лицо волевое, с тонкими, строго сжатыми губами. Взгляд острый, требовательный. Все в нем несуразно длинное и тонкое — ноги, руки, торс, но отличная строевая выправка словно совсем устраняет этот недостаток.
Кажется, в нем заложена какая-то внутренняя сила, которая делает его очень живым и привлекательным. Он ходит ровно, легко, пружинисто — приятно на него смотреть. Я целый час наблюдал за ним, пока дожидался, когда он освободится, — Кузнецов перед зданием штаба отряда показывал начальникам застав упражнения на брусьях и турнике. Тогда я понял, что он не только превосходный спортсмен, но по душе и по крови строевик, влюбленный в дисциплину, в выправку, в исполнительность бойца.
— Садитесь, я же разрешил, — сказал он мягко, и в карих глазах его промелькнула ироническая улыбка.
Я сел около стола. Кузнецов достал папиросу, закурил.
— Вам будет трудно. Памир есть Памир.
— Почему мне? Всем трудно.
Кузнецов откровенно улыбнулся и подошел ко мне:
— Все привыкли, а вам еще привыкать. Да и служить вы будете на самой далекой заставе.
— Я уже привыкаю. Из самого Оша.
— Да. «От Оша до Хорога — трудная дорога, а от Хорога до Оша — дорога хороша», — продекламировал он.
— Какая-то загадка. Как ее понимать? А-а… без привычки дорога трудная, а привыкнешь — хороша. Отгадал?
— Нет. Тут смысл иной. Сложили это четверостишие казаки, охранявшие границу еще до революции. Не каждый солдат, попавший на Памир, возвращался обратно. Памира боялись. И ехали со страхом. «От Оша до Хорога была трудная дорога». А вот когда служба благополучно закончена и солдат возвращался домой — «От Хорога до Оша дорога была хороша».
В кабинет зашел дежурный.
— Фаязова нет.
— Как это — нет? — строго взглянул на него начальник отряда. — Найти и немедленно прислать ко мне!
В просторный кабинет заходили и рассаживались начальники застав. В отряде проходили командирские сборы. Последним появился рослый смуглолицый командир в выцветшей гимнастерке, туго затянутой потертыми ремнями. На петлицах его блестело три квадрата. Держался он независимо, уверенно и с достоинством.
— Товарищ Фаязов, вам срочно нужен заместитель? Или, может, вы еще повремените? — спросил Кузнецов.
— Очень нужен. Самая далекая застава; я один кручусь как белка в колесе. Все на мне — и строевая, и тактическая, и огневая, и конная…
— Так вам заместитель по боевой нужен?
— Конечно. Не управляюсь я один, а придет зима — совсем плохо.