— Петр-ака, иди грейся, — сказала Савсан. — Зебо стесняйся мужчина.
Я прошел во вторую половину кибитки, которая была отгорожена занавесью из простыней. Там потрескивала маленькая печь, сделанная из ведра. Сквозь щели в занавеске я видел, как Савсан и Назик хлопочут возле молодой женщины. Савсан сняла с ее ноги чувяк, закатала выше колен штанину. На коленке у женщины был фурункул, завязанный почерневшей тряпкой.
— Грязная нога. Почему не моете? — по-таджикски упрекнула ее Назик.
Савсан подвинула корыто и стала ловко мыть женщине ногу, потом вытерла ее полотенцем, а Назик прижгла ранку йодом и быстро забинтовала.
— Какие руки грязные! А лицо! Платье! Ай-яй-яй! — стыдила женщину Савсан. — Умываться надо, стирать платье… А какие волосы! — Савсан подергала Зебо за косы, сунула ей мыло и заставила вымыть руки.
Женщина мыла руки с неохотой и вдруг заметила на Савсан новое, невиданное платье. Она застыла в изумлении, потом медленно поднялась, с удивлением и завистью глядя на Савсан, ощупывала влажными пальцами материю, волосы, охала и ахала.
— Хорошо! — сказала Савсан.
Проводив больную, Савсан и Назик прибежали ко мне, потащили за собой в приемную. Откуда-то появился чай в новеньких расписных пиалах, хлеб, головка овечьего сыра. Мы пили чай и разговаривали. И я все больше убеждался в той разительной перемене, которая произошла в Савсан.
— Теперь в кишлаке есть хлеб, — говорила она по-таджикски. — Дехкане спокойны. Амбар полон. На зиму хлеба хватит…
— А как у тебя с Айдаром? — спросил я.
Савсан помрачнела.
— Не нравится ему новая прическа Савсан, — сказала Назик. — Но ничего, обломается. Привыкнет. К новому люди привыкают с трудом. А мы здесь для того и живем, чтобы в кишлаках прочно селилось новое, светлое, современное.
Мы разговаривали, пили чай, шутили и еще не знали, что беда уже нависла над Рыном.
А беда пришла неожиданно. Ночью на заставу прибежал Кадыр.
— Басмачи убили сторожа и увезли весь хлеб! — срывающимся голосом закричал он.
Весть эта пришла с большим опозданием. Басмачи были уже далеко от кишлака.
Красноармейцы выскакивали во двор, на ходу застегивая шинели, седлая коней.
Колонна промчалась по кишлаку. На несколько минут мы остановились около склада, где собралось уже много людей. Назаршо и Вахид показывали нам рассыпанную по снегу пшеницу, выломанную дверь склада. Басмачи бесшумно сняли сторожа и увезли зерно. Кишлак спал.
— В горах я слышал выстрелы, — сказал Назаршо.
— Это наш наряд столкнулся с бандой, — решил Фаязов. — Может быть, он задержит ее до нашего прихода.