Ему казалось, что путь его отныне безмятежен и прям — до самой могилки. Обзаводиться новой семьей взамен погибшей в Смуту он не пожелал. Хватало на Москве вдов, с которыми он мог запросто поладить. А что скучновато стало жить… Ну так, видимо, скука — непременная спутница возраста, рассудил Ластуха. И вдруг оказалось — зовет Чекмай! Тут-то душа и ожила!
Ей недоставало того веселья, которое на войне частенько сопровождает отвагу. Недоставало людей, которые могли понять и оценить шутку. Уж так недоставало, что Ластуха даже пожару на княжьем дворе в глубине души был рад — дознаваться правды в переулке было веселее, чем читать в храме неусыпаемую Псалтирь.
И вот Мамлей вышел на Дмитровку — с пряником за пазухой и без единой путной мысли в голове, потому что он не ветхозаветный пророк, чтобы заглядывать в будущее, а возникнут вдруг обстоятельства — будет мыслить и действовать сообразно им.
Близко к жилищу Струся он подходить пока не стал. Там, в том жилище, обитали две бабы — молодая Устинья и Феклушка, которой уж было чуть ли не под сорок. К Устинье с пряником и не суйся — Ластуха видел ее украшения и наряды. А вот выманить Феклушку не мешало бы — тем более, что меж ними уже образовались некие приятные отношения. В иную пору Ластуха бы прокрался в подклет: он знал, как это проделать с соседского двора — не принадлежавшего тележнику, а иного, где бабы-тонкопряхи снимали у старика большую и довольно светлую горницу для совместной работы. Но где-то тут пропал Павлик, где-то тут сидел Петрушка Кутуз, который мог опознать Мамлея, и требовалась осторожность.
Человек, в пору Смуты ходивший в поиск, недолго будет мучиться неопределенностью.
На московских улицах можно подобрать все, что угодно. Ластуха подозревал, что, ежели хорошенько покопаться в слое грязи, еще не совсем просохшей после весеннего таянья снега, можно откопать даже золотой крест-тельник ценой в пять рублей, а уж потерянных «чешуек» — на месяц привольной жизни. Но сейчас ему нужна была крепкая палка.
Пройдясь взад-вперед, он такую палку отыскал.
Изучив местность и продумав пути отступления, Мамлей подошел к Струсеву забору и трижды треснул по нему той палкой. После чего, перейдя на другую сторону улицы, преспокойно сел на лавочку у чьей-то калитки, спрятав палку за спиной. Сидит себе почтенный человек с круто поседевшей рыжеватой бородой — стало быть, отдыхает либо ждет хозяев двора. Какие безобразия, какой стук палкой о чужой забор, да в своем ли вы уме?
Как и следовало ожидать, прибежал дворовый пес и стал лаять на забор. Пес этот Ластуху уже знал, а вот стук палкой и Мамлей в его собачьем разуме не совместились. Полаяв, он понял, что зря тратит время, враги не берут приступом двор, и убежал.