Она знала, что на войне Митя бился не хуже прочих ратников.
— Он день и ночь то в Оружейной палате пропадает, то к новому дружку бежит. Лучше ей, княгиня-матушка, с дочками и с Олешенькой побыть тут.
— Коли ты так решил — устраивай их в новом доме. Я велю Савельевне выдать все нужное. А вторая баба где?
— Сам бы я желал это знать!
Но Чекмай был даже рад, что Авдотья ушла на богомолье: не будет неприятного разговора о Никишке.
Настасья прямо расцвела — Чекмай помогал ей с детьми устроиться на новом месте, наверху, в светлицах. Она даже шутила с ним, даже предлагала посватать либо Дарьюшку, либо Аксиньюшку, которые ему в дочки годились.
— А что? Ты молодец отменный, за тобой моя девка будет, как за каменной стеной!
Чекмай отшучивался: таким красавицам нужно пригожих молодцов, а не старого деда. И при этом он беззвучно молил Бога, чтобы поскорее избавиться от Настасьиных глупостей.
Она вышла проводить его на крыльцо и там продолжала благодарить, стараясь удержать при себе подольше.
— Прости, матушка, бежать надобно, дела в старом доме, — и Чекмай взглядом указал на княжий дом.
Но взгляд был перехвачен. На гульбище стояла княжна Васса и так нехорошо смотрела, что впору от ее сердитого личика прятаться.
— А не знаешь ли ты, где стал пропадать мой Митенька? — спросила Настасья. — Я знаю его, он верный муж, о том, чтобы уйти в обитель, не думает, да только хотелось бы понять…
— А сам не сказывал?
— Слова какие-то немецкие говорил, да я не разобрала. И еще сказал — не бабье это дело.
— И точно, что не бабье, — усмехнулся Чекмай. — Его новый дружок — Иван Елизарьев, не из простых, московский дворянин княжьего рода. Любимое занятие — что-то вычислять да чертить, именуется — «еометрия». А ты Митю знаешь — он без диковин жить не умеет, то в шахматы готов ночь напролет играть, то по книгам картинки ищет, чтобы перенять узор для резьбы. Елизарьев пишет умную книгу, по которой дворянские дети будут учиться измерять, сколько квадратных сажен, скажем, в твоем дворишке. А Митя первым делом нахватался умных слов…
— Каких? Скажи, сделай милость! А то я, когда он говорит, и ответить не могу — дура дурой!
— Ну… — Чекмай задумался и покосился на гульбище. Княжна так там и торчала, не уходила.
— Ну?
— Ну, рисует он фигуру о трех углах, а один из углов надобно разделить надвое…
— На что это ему?
— Ему любопытно. Так он делит угол напополам чертой, а углы у него, Настасьюшка, бывают сильные, темные и короткие. Только не спрашивай, что это означает! Побалуется он своей «еометрией» да и забудет, к чему иному прилепится.