— А я и не боюсь.
— Потом уходи, но иди медленно. Посмотрим, кто за тобой увяжется.
— Ты на кого охотишься, Чекмай? — спросил Глеб.
— На лиходеев. Я тебя потому больше звать на помощь не стану. Хватит того, что ты сегодня для меня сделаешь, — ответил Чекмай. — И, пожалуй, еще завтра.
Глеб хотел было сказать, что всегда готов помочь старому товарищу, но промолчал. Он понял — Чекмай не хочет, чтобы трое парнишек остались без отца, а Ульянушка стала вдовой. Дело, стало быть, нешуточное…
Потому он выполнил все так, как сказал Чекмай, разглядел все лица и пошел прочь, не оборачиваясь.
Уже почти у Боровицких ворот его нагнал незнакомый чернобровый и черноглазый человек и, поравнявшись с ним, шепнул:
— Все чисто.
Куда тот человек потом подевался — Глеб так и не понял.
Поздно вечером к нему пришел Чекмай.
— Покажи-ка образ, который для меня купил.
Образ ждал Чекмая и был прислонен к стенке на видном месте.
— Вот, только бережнее, он совсем трухлявый.
— Сумеешь его как-то укрепить?
— Сумею.
Чекмай опустился на корточки и попытался разглядеть клейма.
— Сойдет… Ну-ка… я человек простой, не все тут понимаю, растолкуй.
— А чего толковать? Посередке — сам святой Алексий. Вокруг — шесть клейм. Первое — рождество и крещение святого. Второе — он с женой прощается. Третье — он в Эдессе просит подаяния на паперти, вон, ему какой-то вельможа подает. Четвертое — приходит в облике нищего в отцовский дом. Пятое — терпит побои от отцовских рабов. Шестое — успение святого Алексия.
— Загадочный святой… — задумчиво произнес Чекмай. — На что ему было перед родным отцом притворяться? Не разумею…
— Так на что он тебе сдался? — спросил озадаченный Глеб.
— Не он. Клейма. На клеймах полно народа — люди-то мне и нужны. И, глянь, они довольно крупные получились. Так что для начала я твой труд оплачу… — Чекмай положил на стол «чешуйки», завернутые в бумажку. — Тут и за сам образ… Не кобенься! Ты не обязан мои затеи из своего кошеля оплачивать! Так вот, сделай в клеймах лица — такие, какие видел на кладбище у разверстой могилы.
— Вон оно что!
— Да. И прочее, что на образе, малость понови. Это — для важного дела. Висит на стене образ — и висит, кто его разглядывать станет, кроме малых детишек? А он — важное нам подспорье.
— Тех, кто нес гроб, я хорошо запомнил, — подумав, сказал Глеб. — И еще троих. Покамест не забыл — возьмусь за дело.
Вошла Ульянушка — в одной рубахе и накинутой на плечи распашнице, даже без повойника — в военную пору Чекмай не раз видел ее простоволосую, она его уж за постороннего не считала, а кем-то вроде близкого родственника. Длинные светлые косы свесились ей на грудь.