— Да меня и самого дед баловал…
— Баловал, как мог, да и к службе понемногу приучал. И что в ту пору было за баловство? Орешков горсть — уж праздник!
Они вспомнили, как убегали из Москвы в Вологду накануне большого пожара, как скудно жили в Вологде, вспомнили и Авдотьиных дочек.
— Они матушку с рук сбыли да и перекрестились, — сказала Настасья. — Какая она матушка? У нее не детки на уме — а иные помыслы. Я помню, помню! А братец Аннушке с Василисой будет нужен, если станет на Москве большим человеком да хорошо женится. Девки толковые, их-то она не баловала, а на Канатный двор увела, с утра до вечера прясть. Они-то знают, как кусок хлеба дается. Никишка — тот, поди, и не ведает, сколько стоил его пряник! Гаврюша! Ты теперь в семье старший! Дед твой помер — стало быть, ты. Твое слово должно быть главным. Твое! Как ты скажешь — так и будет!
Мать впервые так говорила с сыном.
— Ты к чему, матушка, клонишь?
— А к тому — нужно забрать Никишку у Авдотьи и отдать в хороший дом, где его будут в строгости держать и к делу приучать! Сам же потом благодарить будет!
— Сынка у матери забрать?
— Да — пока не поздно! Пока вконец не избаловался!
Настасья решила до поры не говорить Гавриле, что парнишка ему по крови чужой. А Гаврила довольно неуклюже постарался отвлечь мать от Никиты с Авдотьей и заговорил о сестрах и об их приданом. Приданое было невеликим; сколько-то Гаврила заработал, служа князю Пожарскому, сколько-то прикопила Настасья, откладывая потихоньку да понемногу из Митиного жалованья; сколько-то давал сам Митя, когда удавалось выполнить хороший заказ помимо работы в Оружейной палате.
Для приданого Настасья завела два лубяных короба. Она очень внимательно следила за ценами. Недавно взяла на Торгу две глиняные латки с крышками, одинаковые — чтобы девки не ссорились. Была в тех коробах и оловянная посуда. Были и две отделанные рыбьим зубом укладки, в укладках — мешочки с речным жемчугом, всякий швейный приклад, туда же легли два молитвослова. Все это Настасья начала собирать пять лет назад, когда перебралась с Митей в Москву. И очень она гордилась своей припасливостью.
Настасья не велела дочкам сидеть без дела — она покупала на Торгу хорошей выделки холсты, камку, бязь, киндяк, а они целыми днями сидели в светлице у окошечка, подрубали простыни и полотенца, вышивали рубахи и убрусы. Теперь вот начались долгие светлые вечера, скоро как следует потеплеет, и можно будет рукодельничать на дворе…
— Ты, Гаврюша, на Лубянке потолкуй со столярами, пусть подскажут, кто бы мог сделать два больших сундука, — попросила Авдотья. — Конечно, можно на Торгу поискать, а может, если с мастером сговориться, то выйдет дешевле? Хватит уж того, что в Рядах весь швейный приклад беру, а знаешь, сколько в Игольном ряду за тонкие иголки просят?