Она, спеша, не остановилась вовремя, а налетела на Чекмая, да так, что — грудь в грудь. Он невольно ухватил ее за плечи, чтобы не дать упасть, и отстранил. А потом поспешил к себе в комнату, и туда же следовало бежать Бусурману со Смирным.
Собрались, потолковали о ночных событиях.
Ермачко сидел понурый, только слушал. Павлик, напротив, проявил любопытство. Чекмай даже малость позавидовал ему — с утра бодр, весел, даже доволен, что подняли и, не дав лба перекрестить, призвали на службу; а некоторые встают со вздохом, по одной вытаскивают ноги из-под одеяла, а не выпрыгивают, как в молодые годы…
— Бусурман, забежишь на поварню, возьмешь вчерашний пирог — и на дело, — велел Чекмай. — Надобно знать, кто придет за веревкой.
Поняв, о какой старой мыльне речь, Павлик ответил кратко:
— И то будет исполнено.
А когда он убежал, Чекмай обратился к Ермачку:
— Ермолай Степанович, я оплошность допустил. Прежде чем посылать Гаврилу к Супрыге, следовало тебя о нем расспросить. Я думал — старый подьячий будет рад услужить князю Пожарскому, ан не вышло.
— Я его недолюбливал, да и он меня, — помолчав, сказал Ермачко. — В том, что я ушел из приказа, есть доля его вины.
— Сказывай.
— Я слыхал краем уха, будто дьяк его чуть ли не за руку поймал — он в столбцах страницу заменил, да так ловко — не придерешься. А то была сказка, отобранная у свидетеля. Что-то он там поменял, в той сказке. Я стал за ним присматривать — ну как опять за старое примется, ну как и в том дельце, которое через мои руки идет, чего-то поменяет? И он это понял.
— От дьяка он откупился?
— Откупился, поди.
— Значит, было чем…
— Да уж было…
Они опять помолчали.
— Ермолай Степанович, я тебя ни о чем просить не могу. Ты в столбцах копаешься, выписки делаешь, и на том спасибо. Я боюсь тебя со двора выпускать. А ну как тот, кто видел, как ты Пшонку заколол, тебя признает? Но ты знаешь Супрыгу в лицо…
— Я сам боюсь выходить, — признался старый подьячий. — А ты вот что сделай — вдругорядь вели принести старые столбцы Земского приказа. Я отберу те дела, какими занимался Супрыга, и разгляжу их с пристрастием. Может, что полезное сыщется. Вы ведь тогда не Супрыгины безобразия искали, а иное. А я буду искать подчистки и переклейки. Ты их не разглядишь, а я — разгляжу.
— Дать тебе в помощь Гаврилу? — спросил Чекмай.
— А дай. Вдвоем веселее.
Чекмай кликнул Климку, велел ему принести с поварни завтрак для Ермачка и Гаврилы, а сам пошел в крестовую палату — князю с сынком и ближними людьми уже полагалось быть там.
Кроме них, в палате был заспанный Никишка. Он вряд ли слышал слова молитв, а пытался спать стоя. Чекмай незаметно дал избалованному сыночку подзатыльник.