Бабы на поварне уже подметили: ест Павлик много, но не в коня корм — дородства не прибавляется, тонок, словно жердь. Вот они и пустились в домыслы…
— Никто к той мыльне даже близко не подходил, и в саму мыльню, чтобы изнутри достать веревку, не заходил, — доложил Павлик. — А что Ластуха боится, будто меня бабы с толку собьют, так это он по глупости. Знаешь, сколько у меня баб было?! А девок я никогда не трогал — грех. Это ж должна совсем неимоверной красы женка быть, чтобы я на нее дольше, чем на прочих, поглядел! Ангельской красы!
Для убедительности Павлик даже поднял взор к небесам — и встретился взглядом с княжной Вассой, стоявшей на гульбище. Чекмай заметил это. И решил сказать одной из разумных комнатных женщин княгини, что негоже это — чтобы девица целыми днями по гульбищу бродила всем дворовым парням напоказ. Пусть женщины промеж себя разберутся и вразумят мамку Григорьевну…
Бусурману он поверил. Мысль о Павликовых полюбовницах потащила за собой другую — о необходимости женить Гаврилу. Это следовало для начала обсудить с княгиней Прасковьей Варфоломеевной. Та твердо знала: всякий молодец и всякая девка должны во благовременье обзаводиться семьей, иначе — непорядок. Чекмай помнил, как она решительно устроила свадьбу Мити и Настасьи. Скорей всего, у нее уже есть на примете несколько девиц из хороших семей и с приличным приданым…
От женатого Гаврилы пользы будет мало. Князь возьмет его к себе в приказ, назначит хорошее жалованье, и он уже не сможет выполнять поручения Чекмая. Но своей судьбы Чекмай воспитаннику не желал. Или — расстаться с ним теперь, благословив идти под венец, или — сделать из него бобыля-одиночку, каков сам…
Гаврила же, трудясь с Ермачком, об одном думал: скорей бы вечер! Запала ему в душу Федорушка, зазнобила сердце молодецкое, и она не девка — она знает, какова сладость мужской ласки…
Он дождался свою любушку у калитки, и они, забравшись вглубь переулка, в укромный уголок, целовались так, что у Гаврилы случилось помутнение рассудка. Он знал, что «татарские» поцелуи — разврат и распутство, а как удержаться, когда девка первая начинает? Отдаться прямо в переулке Федорушка не желала.
— Я на следующую ночь к тебе приду… — шептала она. — Но ты потом меня не бросишь? Ты на мне повенчаешься?
— Да, да…
— И увезешь меня с Москвы?
— Увезу…
— Уедем на север… Уедем?
— Да, лапушка моя, уедем…
Гаврила подумал о тетках своих, дочках покойного деда, что живут с мужьями в Вологде. Ежели к ним приехать и дать им денег — сперва пустят к себе пожить, потом помогут купить домишко. А о том, как преподнести этот замысел Чекмаю, Гаврила не думал вовсе.