— Я тебя ни в чем не виню, друже. Так. Вот… Вот теперь — ступай. И вели подать мне коня. Поеду в Кремль, в приказ. И патриарху доложу о своей беде.
Как многие, он продолжал считать главным в Кремле патриарха Филарета, да и неудивительно — тот часто вместе с Михаилом Федоровичем указы подписывал, и себя в тех указах велел писать «государем».
Чекмай проводил князя, остался стоять у ворот в задумчивости, и тут к нему подошел Мамлей Ластуха.
— Чекмаюшко, дозволь наконец слово молвить! — взмолился он. — Дозволь мне, убогому!..
— Нашел время шутить, — огрызнулся Чекмай.
— А коли шуток не желаешь, так идем со мной в крестовую палату. Там кое-что покажу.
По дороге Мамлей кратко рассказал — в ночь на Дмитровку вернулся Янушко Струсь, привез на телеге какие-то короба, его встречала Устинья, потом стали звать Феклушку — а Феклушка была в подклете с Ластухой, и он даже испугался — как бы Струсь туда не заглянул.
— Видел я его, и потому хочу поглядеть на образ с клеймами — есть он там али нет. Я бы сразу, прибежав, тебе сказал, так ведь пожар, не до бесед было.
Они вошли в крестовую.
Мамлей опустился на корточки перед прислоненным к стене образом.
— Вот! — торжествующе ткнул он пальцем в клеймо. — Где отцовские рабы колотят святого Алексия! Вот, вот этот гнусный рабище! Я его при факеле хорошо разглядел! Да и того, что с ним заявился…
Ластуха внимательно рассмотрел все клейма поочередно.
— Сей! Его толстенная рожа, что в сковородку не влезет! Стало быть, написать надо: тот, что с подрубленной бородой, — Струсь, а тот, что носатый, с широкой рожей… Янушко звал его «Адась», имечко вроде польское…
— Погоди… Что-то такое Ермачко сказывал…
Смирного отыскали на дворе у бочки — ждал, пока привезут воду, чтобы умыться.
— Адась? Может статься, он так Адама звал, — сказал Ермачко. — У ляхов и литвинов так заведено — не Олександр, а Олесь, не Юшка, а Юрась. И может статься, то был Адамка Руцкий. Тогда… тогда, поди, все сходится… Адамка и Янушко были на похоронах Пшонки, все они как-то меж собой связаны…
— Тогда сделай милость, впиши прямо на образе, с краю каждого клейма, их имена, — попросил Чекмай.
— А как быть с коробами, что ночью притащили? — спросил Мамлей.
— Пока — не трогать Струся с тем, вторым. А наблюдать, — решил Чекмай. — Ступай отдыхать, Мамлейко. Набегался за ночь…
— Да уж. Годы мои немолодые, — согласился Ластуха. — И отдых мне очень даже полезен. После бурной ноченьки…
И тут он так усмехнулся, что Чекмай поневоле задумался: чем же это допоздна он занимался в подклете с Феклушкой?
— Сперва — Струсь, потом — пожар, потом — Никишка… Кажется, еще малость — и стоя засну, — пригрозил Ластуха. — Но то, что ироды на нас напали, значит, что мы к ним совсем вплотную подошли.