— Вот и князь то же говорит. А сдается, это все из-за твоей веревки, Мамлей, — сказал Чекмай. — Не надо было ее обратно в окошко класть…
— Сам вижу… — Ластуха насупился. — А может, и надо было — как-то же следовало выманить зверя из норы…
— Супрыга посылал кому-то знак. Видно, меж ними был уговор: веревку, ощупав, выбросить в грязь. А потом Супрыга или сам ее в окошке нашел, или кого-то к тому окошку посылал, бес его душу ведает… А веревка — там! — рассуждал Чекмай.
— Но очень уж скоро этот Супрыга сговорился либо с нашими столярами, либо с кем-то еще о пожаре и о покраже сабли. Столяры — не дураки, они князя боятся. Если вдруг к ним чужой человек придет с такими затеями… — Ластуха замолчал.
— Стало быть, человек им не чужой…. Ты куда, Мамлейко? Твой чуланчик — в другой стороне.
— Должен я помочь Бусурману. Он еще молодой, глупый, без меня не управится, — сказал Ластуха. — Побегу в переулок, а уж потом — отсыпаться. Главное — на ходу не заснуть…
— В седле мы, бывало, засыпали. А так, чтобы на ходу?..
— Стало быть, я первый буду!
Было что вспомнить и Чекмаю, и Ластухе. Очень обоим хотелось сесть за стол, да чтобы и с Глебом, и с Митей, и под чарку зелена вина неспешно вспоминать былое. Вспоминать так, чтобы о плохом не думать, а только про хорошее и веселое говорить. Оба знали: не со всяким, кто в Смуту пришел в Ополчение, можно спокойно толковать о военном походе на Москву; иной более слушать о крови и смерти не желает.
Видно, еще не настало истинное время говорить о крови и о смерти…
Ластуха ушел, а Чекмай, кликнув с собой Климку, отправился разыскивать Ждана Клементьева.
Столяры, придя, еще не дошли до комнат нового дома, в которых трудились, а стояли на дворе возле пожарища и толковали о беде со старым конюхом Пафнутьичем. Чекмай издали увидел — в ватажке недостает Кутуза. И первым делом спросил о нем.
— Мы все живем по соседству, собираемся у моих ворот и вместе идем ко двору его княжьей милости, — отвечал Ждан Иванович. — Где поселился Кутуз — Бог его знает. Он сам приходит, его сторожа уже знают и пускают.
— А что про себя рассказывал Кутуз? Где он был в Смуту? За кого бился? — спросил Чекмай.
— Сказался — из Владимира…
— И ничего более?..
— Он мне резьбу своего дела показал — мне хватило. Мне с ним детей не крестить. А режет знатно. Я его посылал в старый дом поглядеть, какая там резьба, чтобы взять за образец.
— Как ты до этого додумался? — с беспокойством спросил Чекмай.
— Да не я — он сам попросил. Он ведь мастер, ему охота на дело других, прежних мастеров поглядеть.